Едва только союзники сумели захватить удобные для длительных стоянок кораблей Камышовую и Балаклавкскую бухту, в них немедленно устремились вереницы транспортных кораблей союзников. Пользуясь вынужденным бездействием русского флота, они спокойно приплывали к крымским берегам, и торопливо высаживали из своих трюмов новых солдат, взамен всех тех, кто был убит, ранен или поражен эпидемией заразных болезней. Инфекция свирепствовала в лагерях союзников.
Вслед за ними с кораблей выгружались тяжелые осадные орудия, для которых, руками нещадно эксплуатируемых турецких солдат, возводились батареи для скорого штурма Севастополя. Вступив на территорию врага и понеся потери, император Наполеон совершенно не собирался отказываться от своих широкомасштабных планов по разгрому и расчленению России. Щедрой рукой, посылая в Крым новые воинские подкрепления, император неустанно требовал от занявшего пост командующего французскими войсками генерала Канробера, самых решительных действий по отношению к Севастополю, положение которого было незавидным.
Как всякая морская крепость, он был прекрасно защищен от удара врага с моря, и был совершенно беззащитен от нападения противника со стороны суши и теперь, ему предстояло выдержать самый строгий экзамен за все время своего существования.
Благодаря неуемной энергии майора Тотлебена, вокруг Севастополя шло создание новых сухопутных укреплений. Город торопливо опоясывался оборонительными линиями траншей, окопов и люнетов. Спешно возводились новые бастионы и батареи, на оснащение которых шли снятые с кораблей орудия. Туда же направлялись моряки, чтобы вместе с пехотинцами гарнизона дать отпор супостату. Все были готовы сражаться, но после неудачи на Альме, никто не был уверен до конца, что Севастополь сможет выстоят под ударом союзников.
Не было такой уверенности и у графа Ардатова, который подобно трем севастопольским адмиралам, почти каждый день совершал поездки по рубежам обороны, желая доподлинно знать о состоянии дел на деле, а не на бумаге. Он, так же как и руководители обороны Севастополя, не ожидал, что враги сумеют не только восстановить свой воинский потенциал, но даже нарастить до той численности, с помощью которой можно будет без боязни штурмовать город. А сведения, которые широкой рекой поступали с передовой в штаб Корнилова, говорили, что штурм главной базы русского Черноморского флота, следовало ожидать со дня на день.
Захваченный несколькими днями ранее, во время очередной ночной вылазки охотников на позиции союзников французский майор Ожеро, во время многочисленных допросах в штабе Корнилова, дал весьма откровенные показания, которые давали полное представление о намерениях врага.
Ожеро честно и правдиво говорил о тех трудностях, которые испытывали союзные войска, проводя осаду Севастополя. С дрожью в голосе майор говорил о постоянной нехватке провианта у союзников, несмотря на регулярный подвоз съестных припасов из Константинополя морем. Об ужасных условиях проживания солдат в походных палатках, об отсутствии у союзников шанцевого инструмента, о нехватке лошадей и повозок для перевозок снаряжения с берега моря к передовым позициям.
Однако больше всего, союзники страдали от болезней. Вслед за балканской чумой безжалостно терзавшей союзников в Варне, их посетила крымская дизентерия. Этой болезнью в той или иной форме, у союзников болели все подряд, включая британского фельдмаршала лорда Раглана. Именно она заставила гордого продолжателя славы герцога Веллингтона отказаться от поста общего командующего союзными силами, который он временно занял после смерти Сент-Арно как старший по чину.
Со слов Ожеро, болезни ежедневно сводили в могилу гораздо больше их солдат, чем русские пули и ядра, которые залетали в траншеи и на батареи союзников. Хорошо понимая всю пагубность своего длительного сидения в окопах, союзники решили взять Севастополь штурмом. Двойной удар с суши и с моря откладывался из-за долгого штиля, не позволявшего их парусным кораблям принять участие в штурме города.
Эта новость сильно встревожила руководство обороны Севастополя. Двойной удар не сулил городу ничего хорошего, и червь сомнения с новой силой вполз в их души. Даже новость о прибытии в Севастополь четырех пехотных полков из Бахчисарая, которые князь Меньшиков прислал после жесткого настояния Корнилова и Ардатова, не смогла взбодрить адмиралов. Каждый из моряков с тяготой в душе опасались грядущего штурма, и при этом старались ни малейшим словом не выдать остальным своего настроения.