— Но мне правда, интересно, — извиняющимся тоном произнесла Изабелла, сквозь слезы. — Дурак! Я же интересуюсь тобой и твоей жизнью. Стараюсь быть ближе. А ты что творишь? Еще стрелять начни.
— Дернешься – начну, — холодно произнес Петр.
— Ты действительно рехнулся! — Размазывая слезы по лицу воскликнула эта красивая женщина. — Не хочу тебя больше видеть! Придурок! Уходи! Проваливай! Выметайся отсюда!
Петр от такой реакции несколько опешил. Не так он себе представлял поведение вражеского шпиона, пусть и женщины. В его воображения она должны была легко «расколоться» при первой угрозе и либо умолять о пощаде, либо напасть. А тут… она выглядела такой искренней… такой возмущенной… такой испуганной… Поэтому, чуть помедлив, он убрал пистолет в кобуру, не ставя, впрочем, на предохранитель и не защелкивая клапана. Раздраженно скрипнул зубами и молча пошел на выход.
Уже около двери нервное напряжение дало о себе знать, и он чуть покачнулся. Бум. Ударился в дверь перед его лицо небольшой дротик с пушистым оперением. Как раз на уровне шеи.
Мгновение. Резкий разворот. И выстрел. Выхваченный из кобуры пистолет оказался у него в руке так быстро, что он и сам не успел этого понять. Чисто на рефлексах.
Изабелла вскрикнула. И, уронив духовую трубку с еще одним дротиком, отшатнулась к стене, прижимая свежую рану на правой руке. Он попал. Попал! Никогда хорошо не стрелял навскидку, а тут попал! Дама немного постояла, прислонившись к стене, да и сползла на пол.
Петр подошел, оттолкнул ногой подальше трубку с дротиком. Потом пройдя к окну, открыл его и сделал несколько выстрелов в воздух, привлекая внимание. Минута или две. И он увидел бегущий отряд уличного патруля полевой полиции.
— Сюда! Скорее! Четвертый этаж! — крикнул он им, помахав призывно рукой. После чего направился к двери, чтобы их встретить.
— Тварь… — прошипела Изабелла. — Ненавижу!
— И за что же, скажи на милость?
И она сказала. Отрывисто и зло, поведав как она презирает и ненавидит и его, и всех остальных русских, что так обошлись с ее родной Польшей. Что залили кровью восстание и развешивали юных девиц на столбах.
— Была повешена только одна, — возразил Петр, который понял, к какой истории апеллирует его бывшая любовница.
— Но она была такой юной!
— Она пыталась застрелить генерала!
— Она не перед твоим окном раскачивалась на ветру. Я видела все. И как ее схватили после выстрела. И что кричали. И как ее без суда вздернули на столбе. Закрываю глаза и вижу, как она дергается и извивается, задыхаясь. Как она расцарапывает себе горло в кровь, пытаясь освободиться от веревки. Руки-то ей не связали. Ее последнюю судорогу. И струйку мочи, что потекла у нее по ноге на брусчатку… а потом скрип веревки от того, что ее трупик качало легким ветерком… жуткий, выматывавший мне всю душу. Я чуть с ума не сошла! Ненавижу! Твари!
Петр промолчал. Ему нечего было возразить. Для той, совсем юной особы, каковой в год последнего польского восстания была Изабелла, не самое приятное зрелище, мягко говоря.
Застучали в дверь. Петр тяжело вздохнул и пошел открывать.
— Господа, — кивнул он нарисовавшимся за дверью сотрудникам полевой полиции. — Петр Ильич Кузьмин. Обер-мичман.[36] Нахожусь в увольнении. Заподозрил в подруге излишний интерес к службе. Поругались. Попытался уйти. Она напала, — произнес он и кивнул на стрелку, все еще торчащую в двери. — Применил оружие.
— Она жива? — сразу схватив суть, поинтересовался командир отряда.
— Должна. Я ранил ее в руку. Следуйте за мной, — и, после кивка командира полевой полиции, отправился обратно по коридору ведя их к «поверженному противнику».
От двери ее было не видно. Поэтому ни Кузьмин, ни приглашенные им бойцы не могли видеть, как, превозмогая боль, Изабелла встала. Прошла в комнату. И подготовилась их встречать.
— Стоять! — рявкнула она, удерживая левой рукой пистолет Люгера. Причем раненой рукой, висящей плетью, она дрожащими пальцами держала еще один снаряженный магазин. — Руки вверх!
— Не дури! — воскликнул Петр.
— Мне терять нечего! Все равно – или петля, или расстрел. Ну! Руки вверх! Вот. Молодцы мальчики. А теперь медленно проходим в ту комнату. Да-да. Правильно. Руки не опускаем.
Она подошла к дверному проему, ведущему в комнату, куда она их всех загнала. И замешкалась на несколько секунд. Правая рука была ранена и почти не функциональна. Закрыть ею дверь она бы не сумела. А перекладывать пистолет из левой в правую – опасно. Впрочем, задумываться, как оказалось, тоже опасно. Петр, стоящий ближе всего к ней, шагнул и взмахнул рукой, стараясь подбросить ее пистолет вверх. Прогремел выстрел. И пуля ожгла Кузьмину правое плечо. Но было уже поздно, потому что «с левой» он «зарядил» Изабелле прямо в подбородок, роняя на пол…
36
Табель о рангах и вся система званий была кардинально перекроена и расширена. Только по общекорабельным званиям она теперь имела 6 рядовых, 6 унтер-офицерских, 6 ордер-офицерских (warrant officers), 4 обер-офицерских, 3 штаб-офицерских и 5 флаг-офицерских (адмиральских) званий. Кроме их разнообразия очень важно было и выделение повсеместно ордер-офицеров (warrant officers), то есть, высококвалифицированных технических специалистов от которых не требуется выполнять командных функций. Без перевода комплектования РИФ на контрактную основу этого сделать было бы невозможно.