Женщины — молодые и старые — сидели за деревянными станками. Только пусть это слово — «станки» — не покажется противоречащим сказанному прежде о ручном труде и «мануфактуре». «Деревянная механизация» — самого древнего и нехитрого свойства. Босые ноги на педалях, натянутые нити основы, подвешенное к перекладине станины лукошко с набором простейшего инструмента…
Не буду пытаться передать словами сам процесс рождения узора: много раз читал о подобных вещах у других авторов и знаю, что не увидев, все равно не представишь. Могу засвидетельствовать только, что получается в итоге — нечто удивительное. Не броское, не для среднего потребителя. Именно для знатока. Утонченное. Серое на сером, старое серебро на старом серебре. На зависть художникам-модернистам.
Тем и живо, тем и держится текстильное производство на острове Амами Осима. Вводить механизацию, идти на снижение цен — значит вступать в непосильную конкуренцию с большими компаниями и в итоге погибнуть. Только и остается рассчитывать на богатых эстетов, на воспитываемый с детства вкус к «бытовой» красоте. И на женскую психологию, конечно. На традицию, согласно которой количество и качество кимоно в личном гардеробе, а в особенности наличие редких образцов — предмет особой заботы и гордости. Я знал в Токио семью, жившую во всех отношениях более чем скромно. Обедая в городе, глава семьи неизменно заказывал одно, самое дешевое блюдо. Но у хозяйки было сорок кимоно, среди которых — уникальные!..
На изготовление одного куска ткани (довольно узкая полоса длиной в двадцать три метра, ее хватает на два кимоно) уходит самое малое тридцать рабочих дней, по восемь часов каждый. А получает работница в месяц двадцать тысяч иен. В среднем. Много это или мало на Амами Осима?
Одно блюдо с признаками мяса в городской харчевне— триста иен. Почти вдвое дороже, чем в Токио, который, как и всякая столица, далеко не самое дешевое место для жизни. Если питаться вне дома меньше чем на тысячу иен в день, сыт не будешь…
— Очень это мало — двадцать тысяч иен! — укоризненно гляжу я на мелкого капиталиста. Он грустно кивает: конечно, мало. Знаю. У самого душа разрывается. А что делать? Буду платить больше — сам пойду по миру. Я-то добрый, это капитализм у нас такой нехороший…
«Что делать?» — об этом на острове думают многие. И не только по поводу текстильных проблем. Средний доход на душу населения на Амами Осима составляет меньше половины среднего по стране. Мне говорили об этом и Нагасаки — в редакции, и Ояма — в муниципалитете.
— Наша газета существует уже тридцать лет, — рассказывал Нагасаки. — Экономика занимает главное место на наших страницах, как и на страницах другой газеты, возникшей десять лет назад, «Осима симбун». Нас беспокоит убыль населения на острове, в особенности мужского. Причины этого — несомненно экономические. А ведь наш остров лежит под благодатным южным небом, он мог бы стать цветущим уголком Японии, а не заштатной окраиной. Надо расширить и благоустроить порт, проложить хорошие дороги, завести кое-какую собственную индустрию, развивать молочное скотоводство, коневодство. А рис мы могли бы ввозить с больших островов, что мы, кстати, и делаем, ибо местные плантации не могут обеспечить даже нас самих. Нам надо увеличивать посевы сахарного тростника…
— Судьба нашего острова имеет глубокие исторические корни, — говорил Ояма. — Еще в давние времена правители на Кюсю и Хонсю считали его захолустьем, а жителей его — людьми второго сорта. Им даже не разрешалось иметь, подобно «стопроцентным» японцам, имя, состоящее из двух слогов. Только один слог, чтобы имя было коротким, как кличка. Ко времени Мэйдзи — 1868 году — треть населения острова была рабами на сахарных плантациях. Все это — давняя история. Но последствия — отсталость и бедность — ощущаются и поныне.
Мой собеседник задумался — и вдруг широко улыбнулся, как и подобает стороннику традиционного японского этикета, который не рекомендует слишком обременять гостя рассказами о собственных горестях. Даже о печальном надо повествовать по возможности с улыбкой: такова, мол, жизнь, ничего не поделаешь, но вы, пожалуйста, не расстраивайтесь!
— Вам, кстати, не холодно? — переменил тему Ояма. — Конец ноября все-таки. Я вот греюсь…
И, к моему удивлению, извлек из обоих карманов и из-за пазухи металлические коробочки, внутри которых оказался медленно тлеющий прессованный уголь.
На мой взгляд, греться действительно не было нужды. Над улочками Надзе ярко светило солнце, минутами становилось даже жарко.
— Мне тоже казалось первые два-три года после возвращения из Токио, что на моем родном острове не бывает зимы и даже осени, а теперь вот чувствую — бывают… — усмехнулся Ояма.
Мы вышли на главную улицу, не имеющую, как и все улицы почти во всех городах Японии, специального названия. Проехала, пыля на ухабах, «говорящая» автомашина с репродуктором на крыше:
— Платите своевременно налоги!
Другая такая же машина советовала островитянам заранее приобретать билеты на предстоящие гастрольные выступления корифеев национальной борьбы «сумо».
Плакаты оповещали о выступлении перед избирателями члена парламента Яманака, о предстоящей лекции «Морская пища», призывали читать газету социалистической партии. Над перекрестком покачивалась табличка: до Ямато — 241 километр, до Акасина — 312. Не так уж он мал, островок Амами Осима с его 180-тысячным населением, из коих 45 тысяч — в столице. Правда, по прямой длина острова всего 120 километров, а расстояния между пунктами, превышающие эту цифру вдвое и чуть ли не втрое, — прямое следствие извилистых горных дорог: горы занимают четыре пятых всей территории. Равнинной земли не хватает. На выезде из Надзе мы увидели широкую полосу земли, недавно отвоеванной у моря, о чем оповещала надпись на памятном камне. В Японии часто ставят такие монументы человеческому труду, и, пожалуй, этому стоит поучиться. Это воспитывает не только потребителей созданного, но и самих созидателей. На «молодой земле» еще не зазеленели деревья, но уже раскинул свои корпуса школьный городок со спортивной площадкой. Школьному воспитанию на острове по традиции уделяется большое внимание. Здания школ здесь едва ли не лучшие из всех, какие мне довелось видеть в Японии. Жители Амами Осима гордятся, что их остров дал стране многих видных ученых, литераторов, общественных деятелей, в том числе известного русиста, автора «Истории русской советской литературы» Новори. Он же написал первую историю Амами Осима, которую называют сейчас «Библией острова». Гордятся островитяне и ныне здравствующим писателем Симао. Он живет в Надзе и заведует местной библиотекой. Однажды в составе делегации Симао побывал в Советском Союзе. Так что существуют, оказывается, нити, связывающие и этот далекий остров с нашей страной!..
Все живое — прекрасно!
Наш автобус карабкался по горным дорогам, сигналил на поворотах встречным машинам, останавливался в глубинных деревушках. В деревнях то и дело попадались характерные навесы для хранения продуктов: квадратные, с высокой соломенной крышей на четырех столбах. Говорят, что такую форму имели старинные святилища. А сейчас миниатюрные изображения таких навесов продаются в сувенирных лавках, они стали своеобразным символом острова.
Голубели морские заливы, столь глубоко врезанные в сушу, что они казались озерами: при всем желании глаз не мог отыскать узкий проход, соединяющий их с океаном.
На ночлег остались в неожиданно большой, современной гостинице, выстроенной муниципальными властями на уединенном скалистом мысу. Власти рассчитывают привлечь на остров туристов.
Вдруг послышались звуки музыки и пения. Оказалось, в «большой комнате» празднуют свадьбу. Собственно, свадебный пир состоялся здесь же три дня назад, потом молодые — сотрудник сельской администрации и дочь фермера — уехали в двухдневное свадебное путешествие на соседний остров, а сегодняшняя застолица означала конец праздника и начало семейных будней.