Нашу беседу прервал звук фанфар. Парад начался.
«Львы» шествовали дружными рядами. Во главе каждой «национальной» колонны — оркестр, состоящий в основном из молодых дам — барабанщиц и флейтисток, за ними — жонглерши, акробатки в мини-костюмчиках из серебряной, золотой и прочей яркой ткани, опереточные генеральши в киверах с султанами — непременные почему-то элементы всех подобных шествий. В широких сомбреро и шарфах, в индейских плащах-одеялах прошли, пританцовывая, перуанцы. Большое полотнище с кленовым листом торжественно пронесла Канада. Блеснули экзотическими нарядами Гонконг и Таиланд, а новозеландцы, — наоборот, подчеркнуто европейским лоском. Джентльмен в рыцарской мантии представлял далекую Мальту. Не обошлось без Испании, ФРГ. Скандинавия составила сводный отряд: флагов больше, чем людей.
А самыми многолюдными и приметными странами, если судить по «львиному» параду, являются Огайо, Техас, Теннеси, Канзас, Небраска…
Зеленые жилеты — Орегон!
Светло-лиловые — Северная Каролина!
Красные — Монтана!
В последующих поездках по стране я не раз встречал следы пребывания «львов»: в студенческом общежитии — подаренную ими стиральную машину, в различных местах Токио — воздвигнутые в ознаменование конгресса мемориальные камни. Синий значок с латинской буквой «Б» я видел на лацканах у многих людей, в том числе весьма симпатичных и достойных. Не забыть мне и молодого индийского «льва», с которым мы познакомились в дни конгресса. Милый такой, простодушный «лев».
— Из Советского Союза? — воскликнул он. — Как интересно! Слушайте, это правду говорят, что у вас совсем-совсем нет американцев?
— Что вы имеете в виду? — не понял я. — Кое-какие, конечно, есть. Дипломаты, корреспонденты, артисты, туристы. Деловые люди приезжают…
— Нет, я говорю о другом! Таких, знаете, ну, которым принадлежат заводы, банки и прочее! У вас, на вашей земле!
— Таких нет. Ваши сведения абсолютно правильны.
— Удивительно! — закричал индиец. — Выпьем кока-кола!..
Я не собираюсь ставить под сомнение благородство такого дела, как помощь детям, обиженным природой, или посмертное жертвование своей роговицы для нужд глазных клиник.
Но все-таки смысл токийского парада, ради которого семьдесят девять «львов» летели из одной только республики Никарагуа, остается для меня глубокой тайной. Если после затрат на все эти дальние путешествия, обмундирование, выучку оркестров и прочее что-то еще перепадает и слепым, и хромым, и детям — приходится согласиться с Питером Уайтом хотя бы в том, что «львы», несомненно, очень богатые люди…
В будничной толчее, возле самого спуска на одну из станций «подземки», вдруг ударяет в уши резкая, пронзительная музыка.
Играет на аккордеоне человек в солдатской униформе, выцветшей почти до белизны. Рост музыканта на четверть укорочен: вместо ног — обрубки. Его товарищ стоит рядом на четвереньках: вместо одной ноги и обеих рук — протезы. Падают медяки в жестяную кружку. Старые куртки, старые костыли. Старые, выгоревшие каскетки на головах. И лица старые. Только стереодинамик «Сони», с которым соединен шнуром и вилкой аккордеон солдата, последней, новейшей марки.
Я не раз видел такую картину в разных городах. И почему-то всегда одна и та же страшная композиция: один — с аккордеоном, на обрубках, другой — на протезах, на четвереньках. И рвущая душу, усиленная современным динамиком, военная музыка.
Газеты сообщают: из тропических зарослей одного из островов Филиппинского архипелага вышел и сдался властям еще один унтер-офицер императорской армии. Его удалось наконец убедить, что война окончилась без малого тридцать лет назад. Дневники отшельника будут опубликованы в ближайших номерах газеты.
Поэт, не старый еще человек, рассказывает: «В сорок пятом я был курсантом военно-морской школы. Школа располагалась на одном из островов Внутреннего моря. Помню, мы стояли в строю, шеренгой. И вдруг я почувствовал затылком тепло. Потом я узнал, что это была Хиросима. Бомба взорвалась за много десятков километров от нас. До сих пор, когда обыкновенное солнце, выглянув из-за туч, внезапно пригревает мне затылок, я холодею на мгновение — не от страха, от чего-то большего, чем страх».
Одна из телевизионных компаний провела передачу — своеобразный «диспут поколений» — на тему: «Надо ли молодежи помнить о войне?» «Довольно твердить нам о войне, — говорили представители молодежи. — Нам хватает своих проблем!» Кто-то, видимо, всерьез заинтересован в том, чтобы связь времен порвалась, чтобы тяжкий опыт забылся, чтобы молодое поколение не помнило о войне…
Все играет, играет безногий солдат на своем аккордеоне. И, похоже, ему важны не только медяки в жестяной кружке. Хочет он, чтобы люди помнили, не забывали. Вблизи голос аккордеона кажется громким и резким. Но уже в пятнадцати-двадцати шагах его не слышно. Шумна, многолюдна токийская улица.
«Канадзава — второй Киото, только поменьше», — говорят японцы. И действительно этот город следует непосредственно за древней императорской столицей по числу и красоте памятников старины. Здесь высится один из самых известных в стране феодальных замков. Здесь есть уникальные храмы. Здесь издревле производится знаменитый фарфор, и при желании можно сравнить старинные образцы с современными.
Но я хочу рассказать о «доме ниндзя».
«Ниндзя» — это слово было знакомо мне еще задолго до поездки. Так назывались в былые времена особым образом обученные люди — воины? стражники? телохранители? — которым приписывались чуть ли не сверхъестественные способности и свойства. Если верить авторам популярных статей, «ниндзя» могли передвигаться по стенам и потолку, проникать в запертые комнаты, вообще появляться там, где их никак не ждали. Крохотной ядовитой стрелой, выпущенной из маленькой духовой трубочки, они могли по приказу своего повелителя мгновенно поразить человека и бесследно исчезнуть. Далеко пе все секреты «ниндзя» сегодня раскрыты. Однако доподлинно известно, что немалую услугу оказывали им различные ухищрения в самой архитектуре зданий, где им приходилось действовать.
«Дом ниндзя» в Канадзава построил феодальный властитель — сёгун Маэда. Построил не столько для своих неуловимых стражей, сколько для самого себя: живя в обстановке постоянных распрей, Маэда хотел стать неуязвимым, как «ниндзя».
«Дом ниндзя» построен из дерева. А этот средневековый замок воссоздан в современном материале — железобетоне
Того, кто попытался бы вступить в этот дом с недобрыми намерениями, уже при входе подстерегала яма-ловушка. Скрытая, разумеется. За свитком-картиной в одной из комнат таился ход в соседнее помещение. Существовал тайный дворик, секретный глубокий колодец, трехсотметровый подземный ход, особые приспособления на окнах, позволяющие быстро спуститься на веревке. Имелась комната, из которой можно было при случае улизнуть пятью различными способами. Под обычной лестницей, если приподнять верхнюю доску одной из ступеней, обнаруживается вторая, потайная. В помещении для чайных церемоний был предусмотрен низкий потолок, чтобы затруднить возможное вооруженное нападение со стороны других гостей — под низким кровом мечом не размахнешься. Все, что можно, предусмотрел хитроумный Маэда. А на самый крайний случай распорядился устроить в сокровенных недрах двадцатитрехкомнатного убежища мрачное помещение без окон — для свершения харакири…
«Дом ниндзя», — без сомнения, колоритнейший памятник прошлого. И все же невольное облегчение испытываешь, когда выходишь наконец из этого жуткого дома на волю, где светит солнце, где идут и улыбаются люди!