Мы идем по великолепному пляжу близ города Коти, что на острове Сикоку. Ослепительно блестит морская вода. И странно видеть, что в такую погоду пляж совершенно пуст. Я пе в первый раз вижу такую картину. И все-таки — странно.
Мы привыкли в отпускные дни ездить к морю. Мы радуемся каждой встрече с ним, бежим, раскинув руки, навстречу кудрявой, теплой волне.
У японцев происходит в основном обратное. Большинство из них в дни короткого отпуска поворачиваются к морю спиной и отправляются в горы. Там, близ одного из многочисленных горячих источников, можно снять комнату в отеле, вдоволь поплескаться в теплых бассейнах, там можно даже забыть на неделю, что существует море.
Отчасти это происходит потому, что море у берега — в особенности близ больших городов — сильно загрязнено. Но дело не только в этом: есть, в конце концов, достаточно чистые места. Главное — другое: вид моря для японца — будни, оно ассоциируется не с романтикой дальних странствий, а с тяжелым трудом рыбака. Японец уважает море — его нельзя не уважать, потому что слишком многое зависит от пего в повседневной жизни. Море кормит. И оно же насылает разрушительные тайфуны.
Недаром в созданном несколько лет назад Океанографическом институте при Токийском университете ведутся фундаментальные, многосторонние исследования моря. Особые лаборатории занимаются проблемами планктона, жизнью рыб, китообразных, ракообразных и других обитателей морских глубин. Отсюда пускаются в дальние пути гигантские морские черепахи с укрепленными на панцире приборами, опускаются на морское дно для взятия проб грунта аппараты, подобные тем, какие использовались на Луне. И пока в одних лабораториях исследуются возможности создания подводных плантаций или использования дельфинов в качестве пастухов рыбных стад, в других — разрабатываются актуальные аспекты морской геологии, новые методы поисков нефти в прибрежном шельфе.
Не случайно именно в Японии рождаются проекты будущих городов, плавающих в океане на гигантских платформах: японцы убеждены, что с каждым годом море будет играть все большую и большую роль в жизни человечества.
И даже сам император, которому послевоенная конституция предоставила гораздо больше свободного от государственных дел времени, чем это было прежде, серьезным образом занимается проблемами биологии моря в собственной лаборатории. Он выпустил две книги.
…И все-таки одна из первых моих переводчиц, юная Кадзуми Адати, призналась однажды:
— Мне хотелось бы хоть раз в жизни увидеть ровную линию горизонта, лежащую не на воде, а на земле!
В одной из токийских школ в цокольном этаже мне показали великолепные классы для занятий домоводством: огромные, обитые цинком кухонные столы, швейные и стиральные машины, полный набор всего необходимого для ручной стирки, для рукоделия.
— Сразу видно, что из ваших девочек вырастут прекрасные хозяйки, — сказал я. — Можно только позавидовать их будущим мужьям!
— Вы думаете, уроки домоводства у нас только для девочек? Ничего подобного — они обязательны для всех. Мальчики тоже должны пройти полный курс. И, надо сказать, занимаются они очень старательно.
— В таком случае можно позавидовать их будущим женам: у них будут компетентные и умелые мужья-помощники — не то что иные…
— Что вы! — сказали мне. — Когда молодой человек становится мужем, он, как правило, старается поскорее забыть все кухонные. и швейные премудрости! — возразили мне.
— Для чего же их тогда учат?
— Для того чтобы молодой человек смог со временем стать супругом, смог создать семью. Вы не понимаете меня? Но это же так ясно и просто! Вступая в жизнь, юноша, как правило, располагает очень скромными средствами, ого первые заработки невысоки. Есть, конечно, обеспеченные наследники богатых семей, но их, как вы понимаете, меньшинство. Рядовому японцу, для того чтобы жениться и содержать семью, нужно скопить какой-то минимальный капитал. Иначе никакие родители не отдадут за него замуж свою дочь. А если наш молодой человек будет завтракать, обедать и ужинать в ресторане (пусть самом дешевом!), с каждой оторвавшейся пуговицей бегать в мастерскую — что он, извините, накопит? Нет, молодой житель нашей страны должен уметь сам приготовить себе чашку риса, собственноручно выстирать с вечера свою белую рубашку, идеально выгладить брюки перед уходом на работу. И пришить пуговицу так, чтобы она не отлетела в тот же день. И, если надо, зашить порвавшийся о гвоздь пиджак так, чтобы было незаметно. И самое главное — уметь грамотно вести свое маленькое домашнее хозяйство, быть рачительным и экономным. Этому мы учим на уроках домоводства!
Знак водителям: «Осторожно, дети!»
Я вспомнил уже известные мне к тому времени цифры средних заработков, расходов на жилье, питание, транспорт — и подумал о том, как жестко все взаимосвязанно в этом мире, в Японии. Вспомнились поджарые и энергичные молодые парии в одинаковых белых рубашках, заполняющие с утра — по пути на службу — токийские улицы, вагоны городской железной дороги и «подземки». Жизнь торопит, гонит, велит считать каждую сотню иен, и упаси бог выбиться из ее ритма, оказаться вне ее бешено крутящегося механизма!
…А все-таки приятно, когда молодой человек не выглядит в своем доме рохлей и неумехой! И, по моим наблюдениям, далеко не все торопятся после свадьбы забыть благоприобретенные навыки. Видел я молодых мужей, которые очень весело и ловко орудовали в тесных кухоньках вместе со своими юными подругами. Традиция традицией, но, видимо, как и везде, все дело в том, каков человек!
Вместо эпилога
Разворачиваю записку:
«Расскажите, что читает средний японец».
— Еще записка:
«Пожалуйста, о современной японской музыке…».
В одной из сибирских школ я рассказываю старшеклассникам о своей поездке. Это не первый рассказ. Может быть, уже двадцатый, тридцатый. Мне случалось рассказывать о стране «восточней Востока» студентам и ученым, рабочим и журналистам. И всюду, всегда я встречался с живым, доброжелательным интересом к Японии, ее народу, ее культуре. Более того, с немалой уже осведомленностью в этих вопросах. Приходилось снова и снова браться за книги, штудировать сообщения прессы, чтобы глубже осмыслить собственные свои впечатления. Это не было докучной обязанностью: к стране, в которой прожил полгода, к сложностям и проблемам которой непосредственно прикоснулся, уже никогда не будешь равнодушен.
«В Японии пасмурно, — сообщают газеты, — Метеорологические сводки обещают туман, проливные дожди и суровые штормы. Непогода недвусмысленно напоминает, что зима наступила, а вместе с ней в дома рядовых японцев стучатся новые заботы…»
Читаю — и вижу за строчками этого абзаца лица многих моих знакомых, чьи заботы мне хорошо известны. И с понятным сочувствием к этим заботам воспринимаю то, о чем говорится далее:
«Из памяти жителей страны еще не изгладились переживания конца 1973 и начала 1974 года, когда наметившиеся еще в 1973 году признаки спада деловой активности приобрели зловещие очертания глубокого экономического кризиса. В хорошо отлаженной и эффектно разрекламированной на весь мир, как транзисторы фирмы «Сони» и часы «Сейко», промышленной машине Японии обнаружились все пороки, присущие современному капитализму…»
Храмовые ворота и небоскреб —
один из символов современной Японии
А рядом — одно другого не исключает — сообщение о новых машинах и приборах, разработанных талантливыми японскими инженерами, о новостях строительства. Тридцатишестиэтажный билдинг «Касуми-гасеки» теперь уже не самое высокое здание на Японских островах: компания «Сумитомо» воздвигла недавно пятидесятидвухэтажную махину, что в условиях повышенной сейсмичности является, конечно, заметным техническим достижением — если отвлечься от всей утилитарной и, так сказать, престижной ценности здания-великана…