Российские войска следили не только за тем, чтобы выборы двух последующих королей прошли согласно желаниям Петербурга. Даже сеймики в воеводствах заседали в присутствии российских отрядов. За иностранной армией пришла иностранная власть. Российский посол в Варшаве стал правителем Польши, подкупал депутатов и сенаторов, а несогласных похищал и вывозил вглубь Российской империи. Один купленный депутат мог, используя liberum veto, сорвать сейм, не допустить начала заседаний и выбора маршала.
Подкупами Россия привела Польшу к беззащитности. Императрица Екатерина имела в подчинении более чем 300-тысячное войско, объединенные армии трех разделов насчитывали свыше 600 тысяч. У Польши было лишь 18 тысяч солдат, поскольку сеймы не одобряли повышения подушного налога. Попытка увеличить количество солдат до 276 тысяч была сорвана одним голосом Теодора Любомирского, за который Россия заплатила ему 15 тысяч дукатов. Огромное, но беззащитное государство стало легкой добычей. Захватчикам достаточно было протянуть жадные руки, чтобы захватить трофей и разделить его, оставив себе, сколько удастся. Золотая свобода привела к анархии, застою и государственному бессилию.
И вот в момент, когда Речь Посполитая достигла дна этого упадка, наступил перелом, который удивляет своей неожиданностью и размахом, и, прежде всего, некоторой переменой национального характера. Пионеры возрождения, ксендз Станислав Конарский и Станислав Август Понятовский, освобождают благородную элиту от темноты и отсталости. Возникают коллегии пиаристов, Комиссия национального образования, Рыцарская школа, просыпается реформаторское движение, проходит реформа налогообложения, строятся мануфактуры — первые ростки польской промышленности. Активизируется политическая мысль, ставящая своей целью преобразование Польши в современное государство. Появляются личности и светлые умы европейского масштаба. Помимо Конарского и Станислава Августа, это Гуго Коллонтай, Игнатий Потоцкий, Станислав Малаховский, Станислав Сташиц. Происходит взрыв беззаветного патриотизма. Клятва верности Общества друзей государственной конституции начинается словами: «Родину мою всеми способами спасать…».
Майская конституция стала высшей точкой этого мощного оздоровительного движения, которое затронуло даже варшавское общество. K сожалению, реформы не сопровождали польские пушки и штыки. Трагическим следствием принятия конституции стали российское вторжение, поддерживаемый тарговичанами второй раздел, затем отчаянное восстание Костюшко, закончившееся поражением и третьим разделом. Меньше чем за год до смерти Екатерины Второй Польша исчезла с карты Европы. Утонула тут же, у берега, незадолго до побед Наполеона над Австрией, Пруссией и Россией.
Потому ли мы празднуем 3 Мая как годовщину еще одного несчастья? Нет. Это годовщина самой большой и самой трудной победы — победы народа над самим собой. Возрождение наступило слишком поздно, чтобы сохранить государство, но вовремя, чтобы спасти народ.
Сташиц сказал, что упасть может великий народ, но пропасть — только никчемный. Поляки, в саксонские времена распродававшие Польшу за дукаты и рубли, были никчемным народом. Никудышными были магнаты, воспринимавшие Речь Посполитую, как кусок сукна, который каждый тянул в свою сторону, чтобы оторвать себе как можно больше. Полвека спустя поляки, принявшие майскую конституцию, стали великим народом.
Проявилось это величие и в годы неволи, и в настоящее время. Во время Варшавского восстания мы пели слова гимна подпольной Польши: «Не сломит свободных никакая беда». Польшу не сломили ни разделы и поражения народных восстаний, ни виселицы Муравьева, ни Апухтин и «Kulturkampf» Бисмарка. Нас не сломили сентябрьское поражение, Гитлер и Сталин, Катынь и Освенцим, уничтожение столицы и ялтинское предательство.
Перелом второй половины XVIII века разбудил в поляках такой беззаветный патриотизм, как нигде в мире. Нигде не было такого отчаянного терпения в борьбе за получение свободы, такой безграничной готовности к жертвам.
Собственными силами Польша сбросила с себя советского гегемона и навязанное им правительство. Примеру польской отваги и солидарности, повлекшему за собой остальных, мир обязан победой в холодной войне.
И именно во время этого беспримерного триумфа наступает внезапный поворот в обратном направлении. Через три года после получения суверенитета и демократии этот странный народ в свободных выборах большинством голосов возвращает коммунистов к власти, делая нонсенсом собственную историю последних 50 лет. Прощает грехи грешнику, который о них не сожалеет и не собирается в них исповедоваться.