Культ Матери богов проник в эллинистические страны задолго до того, как он был принят в Риме, но там он принял специфическую форму и в целом утратил свой варварский характер. Греческому духу было свойственно неодолимое отвращение к сомнительным персонажам вроде Аттиса. Magna Mater, которая четко отличалась от своего эллинистического подобия, проникла и внедрилась в римскую религию по всем латинским провинциям: в Испании, в Британии, в придунайские регионы, в Африке и, главное, в Галлии{82}. В Отене колесницу богини, запряженную быками, с большой торжественностью водили по полям и виноградникам, чтобы сообщить им плодородие{83}, еще в IV веке. Dendrophores, которые, как мы видели, приносили священную сосну на весенний праздник, образовывали в муниципиях союзы, признанные государством, и наряду со своей религиозной миссией несли обязанности наших пожарных. Эти дровосеки или плотники, имеющие право срубить божественное дерево Аттиса, умели также в случае нужды разбирать балки уничтоженных пожаром домов. Во всей империи этот культ с братствами, которые от него зависели, был поставлен под высокий надзор столичных квиндецимвиров (пятнадцати хранителей сивиллиных книг), которые выдавали жрецам их знаки отличия. Жреческая иерархия и права, которыми обладали жрецы и верующие, строго регламентировались рядом сенатских решений. Таким образом, фригийские божества, получившие римское гражданство и допущенные в высшее общество, были восприняты народами Запада как римские боги в числе других римских богов, и такой способ распространения резко отличается от тех, которыми пользовались другие восточные религии. Здесь рука об руку с тенденциями, привлекавшими к этим азиатским божествам толпы верующих, шли действия правительства.
Что же касается такого народного рвения, то оно явилось следствием разнообразных причин. Древние сохранили для нас память о том впечатлении, которое производили на массы блестящие процессии, когда под звуки пленительной музыки Кибела двигалась на своей колеснице, везомая увешанными амулетами жрецами в красочных одеяниях, а впереди босиком шла длинная вереница посвященных и членов братств со своими эмблемами. Это, разумеется, было всего лишь впечатление, скоротечное и поверхностное, но если неофит попадал в храм, его охватывало уже более глубокое чувство. Как трогательна была история о богине, ищущей тело своего возлюбленного, погибшего во цвете лет, как полевая трава! Какими волнующими были погребальные и кровавые службы, когда верующие подолгу оплакивали жестокую кончину этого юноши, а после них — торжествующие гимны и радостные песнопения, возвещающие его возвращение к жизни! Посредством череды искусно вызываемых переживаний присутствующие приводились в состояние экстатического восторга. Эти церемонии питали и дарили необыкновенное утешение главным образом женской религиозности, — ибо Великая Мать, богиня плодородия, дарующая пропитание, всегда почиталась в основном женщинами.