Существенные выводы для изучения этнической структуры населения, хоронившего умерших в псковских длинных и синхронных с ними круглых курганах, может дать анализ керамического материала. Глиняная посуда из рассматриваемых памятников не дает повода для их прибалтийско-финской атрибуции. Среди керамического материала псковских длинных курганов имеются глиняные урны (Михайловское, Жеребятино, Володи), сопоставимые по всем признакам с достоверно славянской керамикой третьей четверти I тысячелетия н. э., называемой пражско-корчакской. На это уже обращали внимание археологи-слависты (Русанова И.П., 1976, с. 200).
Находки керамики пражско-корчакского облика в длинных курганах свидетельствуют, что среди захоронений этих памятников имеются несомненно славянские. Эти погребения принадлежат к ранней фазе культур длинных курганов. Отсюда следует, что славяне или были создателями этой культуры или составляли часть населения, создавшего ее.
Г.С. Лебедев явно ошибается, видя какие-то «серьезные изменения деструктивного характера» в материальной культуре населения северо-западных земель в VIII–IX вв. (Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С., 1978, с. 65). Погребальный ритуал, как уже отмечалось, вплоть до распространения обряда ингумации, т. е. до начала XI в., в Псковской земле не претерпел каких-либо существенных изменений. Металлические предметы, встречаемые в длинных курганах, — скорлупообразные бляшки, браслеты с расширяющимися концами, пинцеты, а также каменные блоковидные кресала выходят из употребления не одновременно, не деструктивно и, самое главное, не только в регионе псковских длинных курганов, но на всей широкой территории их бытования.
В VIII–IX вв. когда длинные курганы постепенно сменились полусферическими насыпями с одиночными трупосожжениями, археология не фиксирует ни притока нового населения в Псковский регион, ни какого-либо разрыва в эволюции материальной культуры.
Имеется также ряд косвенных доводов в пользу славянской принадлежности псковских длинных курганов. В науке известно, и об этом пойдет речь ниже, что в древнерусских курганах X–XIII вв., расположенных в лесной зоне Восточной Европы, там, где происходила славянизация аборигенного финно-угорского населения, отчетливо проявляются различные и порой многочисленные субстратные элементы. В ареале псковских длинных курганов таких насыпей почти нет, хотя бесспорно, что он был заселен до прихода славян прибалтийско-финскими племенами, которые, судя по гидронимическим данным, не покинули мест обитания в процессе славянского расселения.
Если бы прибалтийско-финским племенам Псковского региона, как полагают некоторые исследователи, действительно был свойствен курганный обряд погребения, то он должен был получить дальнейшее развитие в юго-восточной Эстонии, где проживало и во второй половине I тысячелетия и во II тысячелетии н. э. то же самое население. Между тем, курганы здесь сооружали только во второй половине I тысячелетия н. э. Для X–XIII вв. курганы в юго-восточной Эстонии не характерны (известны лишь единичные насыпи X–XI вв.). В то же время в остальной части ареала псковских длинных курганов обычай сооружения погребальных насыпей получил дальнейшее развитие. Очевидно, в юго-восточной Эстонии население, с которым было связано появление курганного обряда, оказалось ассимилированным местными прибалтийскими финнами.
О славянском проникновении в юго-восточные районы территории современной Эстонии говорят и лингвистические данные. В выруском диалекте эстонского языка отчетливо фиксируются не только лексические, но и фонетические особенности, говорящие о том, что на юго-востоке Эстонии некогда имел место не маргинальный, а внутрирегиональный контакт прибалтийско-финского населения со славянским и русским. При этом наиболее раннее славянское проникновение здесь относится ко времени до сложения древнерусского языка. На этом основании финский языковед Э.Н. Сетяля утверждал, что начало славяно-прибалтийско-финского контакта нужно относить примерно к VI в. н. э. (Setälä Е.N., 1926, s. 160).
Изучение поселений культуры длинных курганов находится в начальной стадии. Это были селища. Однако известны они пока лишь по поверхностным обследованиям и в очень небольшом количестве. Ни одно из поселений не подвергалось раскопкам. Говорить о топографии, застройке и размере селищ пока невозможно.