— Ты действительно можешь быть в этом уверена, — прошептала Руфь, еще раз с завистью оглядывая пышное великолепие ее молодого тела.
— И я не сомневаюсь, что Джонатан сам обратит на меня внимание, — заключила Элизабет. — Ты не поможешь застегнуть мне платье?
— С удовольствием, — ответила Руфь, и, встав за ее спиной, принялась нанизывать петли на крючки на прекрасном платье с открытыми плечами. — Я как раз хотела объяснить тебе, что Джонатан никогда не обратит на тебя внимания в том смысле, на который ты втайне надеешься и рассчитываешь.
— Ты так думаешь? — быстро проговорила Элизабет, вздернув тонкую бровь.
— Я в этом убеждена, — заверила ее невестка. — Я знаю Джонатана всю свою жизнь. В шесть лет мы вместе пошли в одну школу. Я прекрасно знала обеих его жен, он отлично знает моих мужей — и первого, и второго. Он мой лучший друг — может, он даже заменял мне брата. — Она с трудом удержалась от обидного признания: Джонатан при этом ни разу не взглянул на нее как на женщину. — Я хочу уберечь тебя от разочарования.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, — сказала Элизабет. — Ты хочешь доказать мне, что я ужасно испорчена и настолько привыкла потакать себе, что не способна поверить в безнадежность своих притязаний на Джонатана.
— Именно так, — согласилась Руфь.
— Возможно, ты и права, — заметила Элизабет. — Я не поручусь за то, что смогу быть непредвзятым судьей в этом деле. Я не настолько бесстрастна. Смейся, если хочешь, только я уже очень давно люблю его.
— Уверяю тебя, я и не думаю смеяться, — вполне искренне ответила Руфь. — В него очень просто влюбиться.
Девушка бросила на нее испытующий взгляд, и в голове у нее сверкнуло и тут же погасло подозрение. Она вспомнила, как предана Руфь Чарльзу.
— Я знаю цену разочарованиям и готова, если это будет необходимо, достойно встретить неудачу. Я говорю с такой самоуверенностью лишь затем, чтобы не пасть духом, но, между нами говоря, Руфь, я смертельно боюсь, что Джонатан просто никогда не узнает о моем существовании и найдет себе другую жену.
— И это с твоей стороны очень мудро. Слишком малы твои шансы на успех.
— Я сделаю все, что в моих силах, но, кроме этого, еще буду верить в удачу, в удивительное стечение обстоятельств, в нечто такое, что, соединив однажды мужчину и женщину, связывает их навеки. Ты можешь сказать мне, что это такое?
Руфь покачала головой и встала со стула.
— Честно отвечу тебе: я не знаю, что это такое, — сказала она, не в силах удержаться от мысли, что именно этого иллюзорного качества, как его ни назови, явно недоставало в их отношениях с Чарльзом. Уходя, она повернулась к Элизабет и добавила: — Спасибо тебе, дорогая… что ты не попрекнула меня моей грубостью.
Оставшись одна, Элизабет бессильно опустилась на стул у туалетного столика. Руфь была права, вдруг подумалось ей. Если она попытается добиться осуществления своей мечты, ее жизнь превратится в кошмар. Гораздо мудрее было вовсе выбросить из головы Джонатана и жить со спокойной душой. Она пристально всмотрелась в свое отражение в зеркале, затем легкими мазками наложила на веки новый тонкий слой краски, чуть припудрила кончик носа и еще раз покрыла пухлые губы помадой. Снова встав перед зеркалом, она оглядела себя со всей возможной придирчивостью. Сомнений по поводу своей внешности у нее не возникало. Она со временем стала «шикарной женщиной», как сказали бы ее родители, и ей было известно, что многие представители противоположного пола находили ее неотразимой. Ужасно глупо с ее стороны было цепляться за мечту, которой она одержима с раннего детства. Благоразумнее поискать счастья там, где его можно найти. Да, долгие годы самостоятельная жизнь была для нее невозможна. Но она пристально наблюдала за тем, как жили другие люди, и теперь прекрасно сознавала, что в ее силах устроить свою жизнь так, как ей захочется, если приложить к этому необходимые усилия.
Она накинула на плечи украшенную жемчугом пелерину из яркого шелка с опушкой из лисьего меха вокруг шеи и направилась в гостиную пожелать спокойной ночи родителям.
Сэр Алан с хмурым видом просматривал длинные финансовые отчеты, а леди Бойнтон оторвала взор от романа сэра Вальтера Скотта, который в ту минуту читала, и улыбнулась дочери.