У Линь покачала головой.
— Мне известен интерес вашего высочества к этой теме, — ответила она, — поэтому я запросила новый материал. Я написала Джонатану Рейкхеллу, который после кончины своей жены некоторое время еще оставался в Кантоне. Он ответил, что ему такие книги не известны, но он знаком с семьей, члены которой занимались проектированием таких заводов. По возвращении в Соединенные Штаты — а он как раз сейчас находится в пути — он надеется достать планы и схемы строительства нового сталелитейного завода.
На лице Ань Мень появилась широкая улыбка.
— Это было бы чудесно, — сказала она. — Если он сумеет раздобыть планы и схемы, то, возможно, нам удастся самим построить такой завод, не прибегая к помощи иностранных инженеров.
У Линь помедлила, намереваясь задать какой-то вопрос, но потом передумала и промолчала.
— Прошу тебя, милая, — подбодрила ее принцесса.
— Меня не перестает удивлять, ваше императорское высочество, почему в высочайших кабинетах проявляется такая нерешительность в отношении иностранцев, которые могли бы взять под свой контроль проведение в жизнь многих столь необходимых нам проектов. Пожалуйста, не сердитесь на меня за мой вопрос.
— Твой вопрос очень уместен, и я, конечно, не сержусь на тебя, — с готовностью ответила Ань Мень. — Полагаю, что здесь мы сами себе враги. Ксенофобия — наша национальная черта. Мы до такой степени не воспринимаем людей с иным цветом кожи и чуждыми нам традициями, что автоматически отказываем им в доверии и чувствуем к ним неприязнь. Мой брат, мне тяжело в этом признаться, мало чем отличается во взглядах на этот вопрос от самых невежественных крестьян. К моему стыду, я тоже. Я чувствую, что стараюсь избегать контактов с чужестранцами.
— Разве это так, ваше императорское высочество? — запротестовала У Линь. — Вы проявляли особую благосклонность к Джонатану Рейкхеллу и обращались с ним так, словно бы это был представитель самого знатного китайского рода.
— Это правда, — произнесла принцесса с улыбкой, — Джонатана ни я, ни мой брат не считаем иностранцем. Отчасти этому, конечно, способствовала его женитьба на Лайцзе-лу, но он и сам сумел вызвать к себе доверие. Я понимаю, ты сейчас скажешь, что есть много других иностранцев, честных и искренних людей, которым тоже можно довериться.
— Именно так, — ответила У Линь.
— Мне придется научиться доверять им, когда это необходимо, и я должна то же самое порекомендовать своему брату.
У Линь тяжело вздохнула.
— Если окажется целесообразным пригласить западного инженера для строительства сталелитейного завода, я умоляю вас следовать этому подходу.
Ань Мень приветливо кивнула.
— Ты абсолютно права, — ответила она, — и каждый раз, когда ты заметишь мои колебания, пожалуйста, никогда не бойся сказать мне правду и лишить меня внутреннего покоя.
— Я постараюсь, моя госпожа, — прошептала У Линь.
Дверь приоткрылась, и У Линь с трудом поборола желание пасть на колени и растянуться во весь рост по мраморному полу. Не спеша, прогулочным шагом в комнату вошел человек, безраздельно властвующий несметным числом своих подданных, император Даогуан. Он был в очках с толстыми стеклами на бледном лице и с виду больше напоминал ученого мандарина из высших классов. Во внешности его не было ничего примечательного; он любил одеваться в длинное пыльное платье из черного шелка, а ноги его часто бывали обуты в тапочки с войлочными подметками, которые носили самые скромные из его подданных. Голову его украшала усеянная жемчугом шапка, символ его наивысшего сана, копия той, которую прошлым годом в душевном порыве он подарил малолетней дочери Джонатана Рейкхелла. Тысячи жемчужин переливались на ней разными цветами, и самая большая из них была размером с ноготь большого пальца, а верхушка шапки, несомненно, имела стоимость небольшого состояния. Но у него от нее болела голова — но крайней мере так он говорил, — поэтому всегда и сдвигал ее на затылок, где она пребывала в довольно зыбкой позиции. Правда, никто ни разу не видел ее на полу, что считалось дурным предзнаменованием, однако придворные пребывали в постоянной готовности к худшему.
Император Даогуан явился с неформальным и неофициальным визитом — это было очевидно. Не поприветствовав находившихся в комнате женщин, он уселся на уголок письменного стола и, рассеянно покачивая ногой, стал перебирать лежащие на нем книги. Он даже сделал вид, что изучает их, но, не умея читать по-английски, вскоре отложил их в сторону.
— Где ты была этим утром? — проговорил он обиженным голосом. — Я хотел с тобой позавтракать, но ты уже куда-то исчезла.