— А все потому, — вставил полковник Грац, — что в нашей флотилии нет клиперов, а цены на них просто заоблачные.
— И, однако, — продолжал барон, — я знаком со многими нашими соседями из Голландии и Франции, которые изрядно набили карман на торговле с Востоком. Я даже знаю два-три гигантских состояния, сколоченных в маленькой и бедной Португалии. Я хочу, чтобы компания фон Эберлингов занялась бы наконец столь прибыльным делом. С другой стороны, мы не можем позволить себе расходовать огромные средства, утверждаясь на восточном рынке.
— Это очень важное обстоятельство, и я рад, что вы не обошли его стороной, господин барон, — заметил один из членов правления. — Мы процветаем, несмотря на ограниченность наших средств, и, полагаясь на природную германскую смекалку и проницательность, добиваемся результатов, для достижения которых другие народы тратят огромные суммы в серебре и золоте.
— Совершенно верно, — ответил барон фон Эберлинг. — Итак, при содействии господина Граца я разработал один несложный план.
Напряжение в комнате возрастало по мере того, как члены совета директоров впитывали, слово за словом, план, созревший в голове барона. Когда он закончил, многие из них удовлетворенно закивали головами.
— Предупреждаю вас, господа, что осуществление моего плана потребует расходов. Если мы хотим добиться своего, то все должно быть сработано на совесть, даже с определенным вкусом.
— Однако, — с ледяной улыбкой добавил полковник Грац, — эти расходы — лишь малая часть тех средств, которые нам придется потратить, если мы примем иное решение. Успех же нам фактически гарантирован.
— Я должен попросить совет проголосовать за одобрение плана, — объявил Рудольф фон Эберлинг. — Это, конечно, только формальность, но она необходима.
Без дальнейших обсуждений схема получила единодушное одобрение. Через некоторое время совещание закончилось, и барон в сопровождении полковника Граца направился в свои расположенные в башне апартаменты.
— Леди в скором времени прибудет сюда, — сказал барон. — Мне было ясно, что директора нас поддержат, и я послал за ней.
— Насколько я понимаю, она уже сейчас неплохо здесь устроилась, — пробормотал полковник.
Барон заглянул через плечо компаньона в свой кабинет и снисходительно засмеялся.
— Почему бы и нет? Знаете, я не могу ее всерьез за это винить; она же не совсем чужая в этом доме. Как долго я веду с ней знакомство, полковник?
— Три месяца и одиннадцать дней, господин барон, — осторожно проговорил Грац. — Потом, когда между вами наметился разлад, я… гм-гм… освободил вас от этого бремени, и мое собственное близкое общение с ней продолжалось еще шестьдесят семь дней.
На подушках в кресле кабинета барона фон Эберлинга не то полусидела, не то полулежала совсем юная особа, которая наблюдала за приближением мужчин с выражением неприкрытой иронии, застывшим на пухлых ярко-красных губах и во взгляде зеленых глаз, чей цвет и размер был подчеркнут умелым применением косметики. Ее огненно-рыжие волосы спутанными дебрями покрывали плечи, но то, что казалось небрежностью, па самом деле было тщательно исполненной работой. Ее одеяние давало возможность во всей красе представить достоинства ее роскошной фигуры, — казалось, ее вполне устраивало, что грудь была почти наполовину выставлена на обозрение, а разрез на юбке, позволявший ознакомиться с ее точеными коленками, попирал всяческие нормы.
Ее длинные, острые ногти были покрыты ярко-малиновым лаком, сочетавшимся с цветом губной помады. В тонких, изящных пальцах, форма которых терялась в свечении алмазных и рубиновых колец, она держала кальян слоновой кости, покрытый резьбой. В его отверстие была вставлена сигарета с крепким турецким табаком. Леди была одной из немногих европеек, курящих табак, и ходила молва, что привычку эту она усвоила в Константинополе, где была ни много ни мало фавориткой султана Оттоманской империи.
Нельзя было сказать с определенностью, что из рассказов баронессы Эрики фон Клауснер имело общего с действительностью, а что являлось плодом ее пылкого воображения. В сущности, это было не так важно. Она была восхитительной женщиной, и многие мужчины считали, что перед ее чарами устоять невозможно. Однако далеко не все из тех, кто соблазнился ее прелестями, вполне отдавали себе отчет, что имели дело с первоклассной авантюристкой, которую отличал волчий аппетит к деньгам, власти и положению в обществе. Ее отец был обнищавшим дворянчиком, но она, благодаря собственным усилиям, жила в роскоши и комфорте. Ее суждения о мужчинах всегда бывали безошибочны.