— Москву бомбят каждый день! — пугала она Марию и с ужасом понимала, что это правда.
Мария ничего слышать не хотела: только в Москву!
— Помоги мне, очень тебя прошу!
Люда обиделась, но где-то в глубине души завидовала Марии, и, как ни странно, упорство школьной подруги успокаивающе подействовало на нее: к лицу ли преувеличивать опасность ей, генеральше, — от этого слова душа у нее таяла, она никак не могла свыкнуться со своим положением жены молодого генерала.
— Что ж, раз ты просишь!.. — И тотчас преобразилась, к ней вернулась ее прежняя уверенность, раз подруга решила, она сделает все, что от нее зависит.
Мария обняла Люду, и тетя эта показалась Кате такой красивой и родной. Люда оттаяла.
— Надо спешить, вставай!
Оставив Катю с сыном и матерью Люды, обе женщины отправились к коменданту. Люду к коменданту пропустили сразу — сама секретарша проводила их в кабинет. Они подождали, пока он освободится, а потом Люда рассказала, что их привело к нему.
Комендант вначале и слышать не хотел о «неразумной затее», но Люда так пристала к нему, так обрисовала безвыходность положения Марии, что он наконец сдался.
И опять провожали Марию.
Комендант, снабдив их пропусками, посадил в воинский эшелон, отправлявшийся в Москву.
В этот ранний час в вагоне все спали. На верхней, единственной свободной полке проводник расстелил матрац, задвинул под лавку чемоданы и коврик, дал комплект постельного белья и ушел.
Мария долго и с наслаждением умывалась. Никто ее не торопил. Холодная вода как будто уносила усталость и раздражение последних дней. Мария не спеша вытерлась чистым вафельным полотенцем и глянула в зеркало. На нее смотрела молодая сероглазая женщина и, как казалось Марии, очень красивая. Она тщательно расчесала свои пушистые волосы, провела ладонью по лицу, ощутив нежную, гладкую кожу, и, довольная собой, вышла в коридор.
Вагон уже проснулся. Весть о том, что с ними едет молодая женщина, успела распространиться. Пока Мария шла к своему купе, ей приветливо улыбались, с ней здоровались. Катя успела познакомиться с соседями и рассказать, откуда они с мамой едут, где были, что видели. Мария почувствовала, что ее появления ждали и что она понравилась.
Их купе стало местом притяжения всего вагона. Каждый хотел оказать ей внимание, чем-то угостить, помочь. На столе появились яблоки, колбаса, домашние котлеты, крутые яйца, соленые огурцы, даже жареный гусь — все то, что положили матери в дорогу своим сыновьям — молодым командирам, только что окончившим то ли училище, то ли краткосрочные курсы.
Хотя они совсем недавно покинули дом, или именно поэтому, эти мальчики скучали по дому. Став взрослыми, они ощущали потребность дарить кому-то слабому свое покровительство, силу, заботу. Каждый хотел что-то сделать для Кати и Марии, сказать о себе или просто поговорить. Присутствие женщины заставило их подтянуться, быть лучше, благороднее.
Всеобщее внимание не раздражало Марию, а радовало ее. Они все были ей симпатичны, она любовалась ими, и только иногда мысль о том, что едут они туда, где Виктор, сгоняла улыбку с ее лица.
Запомнить всех Мария не могла. Лишь одного, который назвался Виктором и ехал с ними в этом же купе, она запомнила хорошо. Он сидел рядом с Катей и подолгу смотрел на Марию. От его взгляда, который она чувствовала на своем лице, шее, руках, обдавало жаром. Когда же их взгляды встречались, парень тут же отводил глаза, густо краснел и о чем-то заговаривал с Катей. Марии была приятна эта игра и немножко смешна: она чувствовала себя такой взрослой по сравнению с этим двадцатилетним мальчиком.
Густые волосы Марии под лучами солнца горели медью, и нежно-белая, как у всех рыжих, кожа розовела в отблеске лучей.
Весь вагон, не сговариваясь, решил оберегать Марию даже друг от друга. Никто не мог и помыслить предъявить на нее свои права. Мария была для каждого сестрой, матерью, возлюбленной.
Перед Москвой в купе принесли туго набитый мешок и положили на чемодан Марии. В мешке прощупывались консервные банки.
— Это вам, — сказал кто-то.
А другой добавил:
— Нам это уже не пригодится.
Мария поняла, что отказом обидит их, и только поблагодарила.
Сколько раз потом она будет вспоминать этих ребят, собравших для нее мешок, в котором были спички и соль, так пригодившиеся ей в дополнение к получаемым по карточкам, копченая колбаса, консервы, даже нитки и иголки.
Во всю длину перрона выстроились все те, кто ехал в поезде.