Выбрать главу

«Надо было уйти! Еще не поздно! Встать и уйти!»

— Я взбешен, а она успокаивает. А руки!.. Как прикоснется, тут же боль утихает.

— Почему я не слышал об этом?

— Не было тебя в Баку.

— В армии был?

«Ухватился за спасительное! Мол, в армии был, и дело мое ясное, без меня, дескать».

— Нет, из армии ты уже вернулся.

— Когда же?!

— Чего орешь?

— Год назови!

— Год! Говорю, не было тебя в Баку! Но чего это тебя так волнует!

Мамиш вскочил и на Гюльбалу.

— Да стой ты, чего взбесился? Ну, ладно, не буду, сказал, не буду! Так и задушить можно… Давай за любовь! Чтобы нас любили, как я ненавижу! Пей!

— Дальше что?

— Ага! Заинтриговал! Дальше была любовь!

«Стой! Ни с места! Пусть расскажет!»

— В каком смысле?

— Как в каком?! Нет, никто не поймет меня! И ты не поймешь! Разве ты испытал нечто подобное?! И вряд ли испытаешь когда!

— Это почему же?

— Да потому, что разделен ты на части и все у тебя по полочкам. Здесь у тебя любовь, здесь работа, а здесь — еще что-то.

— Красиво! Но разве работа…

«При чем тут работа?»

— Вот-вот, — перебил его Гюльбала. — Мура на постном масле, от запаха которого меня мутит.

— А ты рассказывай! Что дальше?

— Я сказал отцу, что хочу жениться. А он: «С кем породниться хочешь?» Кинулся искать защиты у матери, думаю, она меня любит, трясется надо мной, «любимый мой, родной мой» и так далее, но и она: «Кто ее родители?» А у нее даже отца нет.

знаю!

— …что я мог Рене предложить?

— Взял бы и женился!

— А где деньги взять? У тебя? У своей богатой тети Тукезбан?

— При чем тут деньги?

— Вот-вот! Ты же у нас из другого мира, случайно тут оказался.

— Но если и она любила…

— Не в ней дело! Это ты бы мог, а я не могу — взять да жениться!.. Ох, с каким бы удовольствием я ограбил своих родителей!

Умолк. Подошел к окну, свесился по пояс. Долго стоял так, высунувшись наружу. Потом выпрямился.

— Отдышался, и стало легче.

— И что отец?

— Отец — мясник! Особенно по части бабьих печенок, сырыми их ест!

— Она знала, что он твой отец?

«Нет, это бред какой-то! О чем я спрашиваю?»

— Было уже поздно, когда узнала. Он давно за нею охотился, и она рассказывала мне об ухаживаниях какого-то седого мужчины, я думал, разыгрывает, ревность вызвать хочет. А мой отец

знаю!..

искусно плел сети, и она попалась. Однажды Рена пропала,

и это я знаю!

исчез тогда и мой отец. Потом она объявилась и оставила мне записку, что вышла замуж. Он купил для нее эту самую квартиру в микрорайоне. И об отце, и о квартире я узнал полгода спустя. Я знал, что он содержит любовницу, знала и мать, но что это именно Рена, в голову не приходило.

отец твой хорошо угостил нас тогда!

«Ну вот, я пригласил вас к себе, хочу познакомить с новой женой!» А с Мамишем уже не раз говорил Хасай: вот, мол, и перед тобой я чист, дорогой мой Мамиш, но ничего, я найду тебе хорошую девушку! Да, я как-то вас видел… Жаль, жаль, хар-рошая девушка была!.. «Ну вот, братья мои дорогие, сын мой, ты уже взрослый и должен меня понять, племянник мой любимый, представляю вам, вернее, представляю вас моей новой жене Рене-ханум! Кто меня любит — тому и Рену любить!» И на Мамиша взгляд: «Ты, конечно, понимаешь, о какой любви я говорю?» Гейбата помнит Мамиш, тот расплылся в улыбке, будто царице его представили, заулыбался и Ага, а вот Гюльбалу он не помнит. «А кто ее не полюбит, того я из сердца вон», — и пальцем черту в воздухе. И все на Мамиша, на Мамиша поглядывает, а ей хоть бы что, смотрит влюбленно на Хасая…

— О, эта записка!..

— А… до тебя у нее был кто?

— Говорю тебе, я у нее первый!

— А ты вспомни!

— Ухаживал за нею какой-то чудак, но это не в счет, так, воздыхатель. Да, кстати, она называла его имя, как твое точь-в-точь… Мамишей, ясное дело, много. Гюльбала стоит на балконе. «Кто это выжег? Ты?» — «Нет». — «Вот это — Р?» — «Да нет же, говорю!» — «Но здесь есть и М, значит, ты, а вчера не было, я помню, — провел пальцем. — Видишь, свежее, увеличительным стеклом выжгли. Ты?» — «Почему я?» — и улыбается. «Слушай, — не отстает Гюльбала, — а откуда ты знаешь?» — «Что?» — «Не что, а кого, ну эту, Р?» — «Оставь, никакую Р я не знаю». — «Ну и чудеса! Не сама же она? А может, и сама?»