— Ну да, мы.
— Я так думаю: надо чистить и чистить!
и с вас начать!
Хасай и Джафар вдруг оба, посмотрели на Мамиша. А он что? Он молчит.
— Это ты правильно говоришь, Хасай, что верно, то верно.
Джафар тогда слушал внимательно, а потом целую неделю изучал фразу за фразой, конспектировал. Оказывается, и Хасай кое-что себе записывает, не ожидал Джафар!..
— А как же? Слова-то какие замечательные!
«Как хорошо, что я не пошел сватать!.. Сейчас все учитывается».
Как у Амираслана.
— Охо! Мы тут сидим, а меня внизу машина ждет! Уже десятый час, а машину просил прислать к половине девятого. — Грузно поднялся.
— Рано еще, куда вы? Я думал, в нарды поиграем…
— Ах, блаженное время!.. — вздохнул Джафар. «До нард ли?»
— Пошлю Рену, чтоб шофера пригласила.
— Нет, время уже, — сказал твердо.
Рена стояла у порога, вытирая мокрые руки. Обычные заботы, что с нее возьмешь!
— Хорошие у вас руки, спасибо за теплоту! — И Хасаю: — И тебе спасибо, познакомил меня с племянником. Только молчал он, но ничего, по дороге мы с ним поговорим по душам, все у него выведаю! — И улыбается.
Вышли.
Выходя, Мамиш бросил взгляд на Хасая. Зрачки его глаз вращались, как ротор. Что здесь будет твориться?.. Хасай должен сказать что-то напоследок Мамишу. И сказал:
— Дурь, — знак рукой: мол, выкинь из головы.
— Куда вас отвезти? — спросил Джафар, как только они вышли из подъезда.
— Я люблю ходить пешком.
— Я тоже.
так вам и поверили!
— Но не получается.
подумают, что машины лишили!
— Уже час ждем тебя! — окликнул из машины звонкий голосок.
— Видал? — Мол, прошелся бы пешком, да не дают.
ГЛАВА ПЯТАЯ — рассказ о том, как Мамиша опередили («У дурной вести быстрые ноги»), как на него напали («Если б знать, где упадешь, подстелил бы перинку»), угостили звонкими оплеухами («Не поднимай камень, который не под силу»), но Мамиш не сдается, Мамиш упорствует («Две ноги сунул в один башмак — и ни шагу назад!»), Мамиш контратакует, Мамиш тянется рукой к отпиленному бивню мамонта. Мамиш…
А зря не согласился он сесть в машину Джафара-муэллима!.. Ему, видите ли, пешком нравится ходить!
Как только Джафар-муэллим и Мамиш вышли, Хасай, чтобы вытащить из сердца занозу, тяжелой пощечиной обжег щеку Рены. Даже качнуло ее, а заноза торчит. Хасай выскочил на улицу, открыл ворота гаража, выкатил машину и к Аге. Посадил Агу и к Гейбату, а потом с обоими братьями к старому своему дому, но не совсем к воротам, а кварталом выше, чтоб никто не увидел, не растрепал: «А Хасай все ходит к своей Хуснийэ!..»
А Мамиш был еще в пути: дядя на колесах, а он пеший. Хоть и несказанно изумил Хуснийэ нежданный визит братьев Хасая (сам он не пришел, остался сидеть в машине), она все же подавила возмущение, потому что, как доложили Ага и Гейбат, приход их вызван вопиющим поступком Мамиша, который осмелился ворваться к Хасаю и оскорбить его. Если разговоры пойдут, пятно на всех, скандал на всю республику, позор перед знакомыми. «Что сказал? На Гюльбалу напраслину возвел! Будто тот ему сказал, что Хасай взятки берет! И у Хуснийэ своя доля с каждой взятки. Ему, Гюльбале, тоже перепадает!» Хуснийэ и слова вымолвить не могла. «Он бы, конечно, не осмелился так вот и сказать Хасаю, но именно этот яд источали его слова!.. Хасай даже подумал, что ты его натравила из-за этой, будь она неладна (так нужно для дела), Рены». О любви ни слова: ни Хасай братьям, ни братья Хуснийэ. Хасай оскорблен как глава семьи, венцом которой является она, Хуснийэ. Мыслимое ли дело, чтобы она не заступилась за своего законного мужа-кормильца? Чтобы сын Кочевницы так обнаглел!.. На кого руку поднял? Чуть ли не на отца! Тот, что в Ашхабаде, не в счет. Ай да Мамиш! Отрастил верблюд крылья, с орлом тягаться вздумал! Она Мамишу — пусть только явится, — она ему такую свадьбу сыграет!..
И Мамиш явился.
На балконе, где на перилах выжжено Р, его торжественно встретили Хуснийэ и дяди, почтительно проводили в комнату и заперли дверь.
— Что ты по дороге рассказал Джафару?! — спросила Хуснийэ-ханум.
вот что вас напугало!
— Джафару? А кто это? Ах Джафару-муэллиму!
Забыл и вспомнил, потому что опустили «муэллим», а без приставки этой имя звучало как чужое, незнакомое.
— Говори! — пригрозил Гейбат.
— Он на колесах, а я пеший.
— Что-что? — переспросила Хуснийэ.
Братья недоуменно переглянулись.
— Хватит дурачка разыгрывать! — Это Ага сказал.