А наутро, как только Мамиш вышел, спеша в Бузовны к Гая, Гейбат преградил ему дорогу. А как же? Вдруг задумал неладное.
— Куда ты собрался? — спросил Гейбат, деланно зевая.
— На шашлык!
— Почему так дерзко? — Это Ага появился. — Мы же твои родные дяди. Зачем это все тебе? — Ага говорил миролюбиво.
— Как шпики!
— Хочешь, чтоб твоему дяде было плохо? Чем он тебя обидел? — Ага будто не слышал того, что сказал Мамиш. — Может, нам чего не известно? Можешь на ухо мне шепнуть.
Мамиш попытался пройти.
— Сиди дома, — сказал Гейбат. — Когда раскаешься, скажешь, что выдумал все, попросишь прощения, посадим тебя в такси и отвезем куда твоей душе угодно! Хоть в Москву!.. Куда лезешь? Я же тебе сказал! Какой непонятливый!
— Пропусти.
Ага бросил сигарету под ноги и зло растер.
— Не выводи нас из себя, мы же контуженые, ты знаешь! Сказал тебе Гейбат — сиди дома! Значит, сиди!
— По-доброму говорю, отойдите, не то худо вам будет.
— Еще грозишь! Быстро же забыл наш хлеб!
Только хотел легонько оттолкнуть Агу, как Гейбат подсунул под ноги Мамишу свою палку, тот споткнулся и плашмя на асфальт. Ага навис над Мамишем, Гейбат подскочил и в подбородок племяннику кулаком. Затащили Мамиша в комнату, связали.
— Мы тебя отлупим, и Тукезбан нам спасибо скажет!
Мамиш вырывался, пришлось Гейбату удар почувствительнее нанести, заткнуть его кричащий и грозящий рот («Здесь же нет глухих!») платком, пусть остынет, угомонится. Тогда прижмут, как дитятю, к груди, не бросят же его, сына родной сестры, какой бы непутевой она ни была. А пока пусть полежит, кровать-то своя!
Уже десять утра.
Пускай Мамиш лежит-полеживает, а я расскажу о станции Бузовны, где по уговору должны были встретиться всей бригадой и идти к Гая. Собрались, а Мамиша нет. Сначала Расим пришел, нет чтобы ему за Мамишем зайти, но зять спешил на работу и Расим пошел с ним, тем более по пути им; потом Арам, за ним Сергей и Селим. Собрались, ждут Мамиша, а его нет и быть не может. У Гая костер вовсю полыхает, горящие угли накаливает, мясо почти все на вертела нанизано. Где же они? Пошел к ним навстречу Гая. А уже около одиннадцати. А вид у него, думает Гая, какой был! И пришел вчера непонятно зачем! Определенно избили, а он — «споткнулся». И поняли друзья, что беда с Мамишем, и понять это нетрудно; что делать, тоже яснее ясного — конечно же, поскорее к нему домой!
И пошли. Вернее, поехали. Тут не до шашлыка, если даже мясо нанизано и угли полыхают.
Вот он, угловой дом.
Вошли во двор, на второй этаж. Что здесь вообще творится?!
Это ты, Мамиш?! А эти кто? Ах, это же дяди! Вместе пировали, обнимались, тосты говорили!.. Давайте еще раз знакомиться!.. Они с миром, а тех будто подменили — в темном переулке лучше не попадаться! Гая протянул руку, чтобы вытащить кляп изо рта Мамиша, но Гейбат не позволил: не лезь, мол! Нас пятеро, а вас двое, не боитесь разве?! Гая не сказал этого, и без слов ясно. Но кому ясно, а кому и нет. Гейбата не напугаешь, может и с тремя справиться.
— Слушай, ты! Великий представитель! Шашлык мой уплетал? Люля-кебаб мой ел? Ах ты умник! А как я вас хвалил? А какие я песни вам пел?.. Но вы все такие, еще ни одного порядочного среди вас не встретил!
— Да вы еще и отсталый элемент! Ай-ай-ай! — Это Арам, щупленький холмик перед высоченной горой; Гейбат пока соображал, что ответить, как Ага Араму:
— И ты нас учить будешь?! То-то мне приснилось, что я алфавит твой учу!..
А когда Гая снова полез кляп вытаскивать, Гейбат дал волю рукам. Такой большой дядя, а сдержаться не может! Да разве можно на Гая руку поднимать?! Это все равно что по скале дубасить: ударишь — самому больно станет. Гейбат это понял, смекнул, что голыми руками здесь никого не возьмешь, поднял над головой палку, и все отскочили назад. Комната не очень большая, но дом родной и стены раздвинутся, если надо. Тут-то и началось!..
В сутолоке Гая вытащил-таки кляп, но трудно было разобрать слова Мамиша, потому что говорили и кричали все, кого вместила комната; не слыхали никогда эти стены такой многоголосицы, а когда строили, и в голову мастерам не могло прийти, что настанет день, когда столько мужчин и столько слов, внятных и невнятных, вберет в себя комната объемом 5×5×5; Расим в центре этого куба был, решил уладить миром спор, но Ага — когда дерутся, не лезь в середку — со всего размаху ударил его. Откуда было знать Аге, что Расим — спортсмен-боксер, разряд имеет? А у Расима до сего дня, бывает же такое на Кавказе, дела складывались так, что ни разу он не воспользовался своим искусством ни до, ни после получения разряда и рад был безмерно этому; гены генами, традиции традициями, а не пришлось. Ах, как жаль, что вынудили его нарушить закон «гостеприходства» и показать кое-какие боксерские штучки из самых элементарных: он, кажется, не дотронулся даже до Аги, а тот, будто мячик, отлетел и на Гейбата, чуть с ног его не свалил. Дядьев двое, это известно, а их пятеро; отняли у Гейбата палку. И сами кулаки их попробовали, и дядьев угостили, даже помощи Арама не понадобилось.