Я вернулся в комнату, где оставил рабыню спящей. Она уже проснулась и, сидя у окна, смотрела на улицу сквозь боковые решетки машрабийи. Там, через два дома, стояли и беспечно курили молодые офицеры в форме турецкой армии нового образца, вероятно состоявшие при какой-то важной персоне. Я понял, что именно здесь может таиться опасность. Тщетно подыскивал я слова, чтобы объяснить ей, что наблюдать за военными на улице нехорошо, но на ум мне пришло только универсальное «тайеб» («прекрасно»), бодрое междометие, достойное духа самого покладистого на свете народа, но абсолютно неподходящее в данной ситуации.
О женщины! С вашим появлением все меняется. До сих пор я был счастлив, всем доволен. Я говорил «тайеб» по любому поводу, и Египет отвечал мне улыбками. Сегодня же я вынужден подыскивать слова, которых, возможно, не существует в языке этого благожелательного народа. Мне, правда, доводилось видеть, как коренные жители Египта произносят резкие слова и сопровождают их недовольными жестами. Если им что-то не нравится, что бывает весьма редко, они говорят вам «Ля!», небрежным жестом поднося руку ко лбу. Но как произнести «Ля!» суровым тоном, делая одновременно ленивое движение рукой? Однако ничего лучшего я не придумал, затем я подвел рабыню к дивану и жестом указал ей, что гораздо пристойнее сидеть здесь, чем у окна. После этого я дал ей понять, что скоро подадут обед.
Улица Каира на старой фотографии
Следующая проблема заключалась в том, станет ли она открывать лицо в присутствии повара; мне показалось, что это противоречит местным устоям. Ведь до сих пор ни один мужчина ие стремился ее увидеть. Даже драгоман не поднимался вместе со мной, когда Абд аль-Керим демонстрировал мне своих женщин; поступи я иначе, чем местные жители, я наверняка вызову всеобщее неудовольствие.
Когда обед был готов, Мустафа позвал меня. Я вышел из комнаты, и он показал мне глиняную кастрюлю, в которой приготовил плов из курицы.
— Вопо, вопо! — сказал я ему, вернулся и велел рабыне надеть покрывало. Она подчинилась.
Мустафа поставил стол, накрыл его скатертью из зеленого сукна, затем, переложив на блюдо плов, принес немного зелени на тарелочках, кулькас[22] в уксусе и горчичный соус, в котором плавали кружочки лука, — эта холодная закуска выглядела весьма аппетитно. Проделав все это, он деликатно удалился.
Я подал знак рабыне, чтобы она взяла стул (я имел слабость приобрести стулья), но она отрицательно покачала головой, дав мне понять, что мое предложение нелепо, поскольку столик был невысоким. Тогда я положил на пол подушки и уселся, приглашая ее занять место напротив меня, но убедить ее было невозможно. Она отвернулась, закрыв рот рукой.
Женщины Египта, конец XIX века
— Дитя мое, — сказал я, — неужели вы хотите, чтобы я позволил вам умереть от голода?
Я чувствовал, что лучше говорить, даже несмотря на то что тебя не поймут, чем разыгрывать нелепую пантомиму Рабыня произнесла несколько слов, означавших, вероятно, что она меня не понимает, а я отвечал ей «тайеб», это слово всегда может служить началом диалога.
Лорд Байрон, основываясь на своем опыте, утверждал, что лучший способ изучить язык — жить какое-то время вдвоем с женщиной; но к этому следует добавить несколько самых простых книг, иначе можно выучить только существительные без глаголов; запомнить слова очень трудно, если не записывать их, а арабское письмо нам незнакомо и к тому же дает весьма приблизительное представление о произношении. Изучать же его — дело весьма сложное из-за отсутствия гласных, и ученый Вольней счел более простым придумать смешанный алфавит, использование которого, увы, не было поддержано другими учеными. Наука любит сложности и никогда не стремится упростить процесс обучения: если можно будет изучать все самим, к чему тогда учителя?
В конце концов, сказал я себе, эта девушка, родившаяся на Яве, возможно, придерживается религии индусов; в таком случае она питается исключительно фруктами и овощами. Я произнес с вопросительной интонацией имя Брахмы и сделал восхваляющий жест, но она, казалось, не поняла. Наверное, мое произношение было ужасным. Я перечислил все известные мне имена, имевшие хоть какое-то отношение к той же системе мира; результат был примерно таким же, как если бы я говорил с ней по-французски. Я начал было сожалеть, что поблагодарил драгомана; больше всего я осуждал торговца рабами за то, что он продал, мне эту дивную златоперую птицу, не предупредив, чем ее кормить.