– Стоит ли враг стольких усилий?
– Не враг стоит, а наша безопасность.
– А почему ты не хочешь сделать все проще?
– Как же ты мыслишь это?
– Ты знаешь, что он наш враг?
– Даже очень большой враг!
– Который и после жизни будет нам врагом?
– Обязательно.
– Который нас предавал, даже находясь в наших же руках, когда звал своих из долины, а ты в это время спасал пса…
– Это правда.
– По законам кочевых арабов он многократно заслужил смерть.
– Эти законы имеют силу здесь?
– Они действительны везде, где почитают Коран.
– Вы хотите пленного судить? Даже наверняка обговорили ему приговор? Каков же он?
– Смерть!
– Почему же вы не привели его в исполнение?
– Разве мы могли это сделать без тебя, эмир?
– У вас просто не хватило мужества сделать это без меня. Но есть ли у вас сердце судить пленного в мое отсутствие? Ох, Мохаммед Эмин, ты пошел по скользкой дорожке, и смерть пленного может стать и твоей смертью тоже!
– Как это понять?
– Да очень просто. Вот сидит мой друг Дэвид Линдсей – бей, а вот мой храбрый хаджи Халеф Омар. Как ты думаешь, разрешили бы они тебе казнить его в мое отсутствие?
– Они бы нам не мешали. Они знают, что мы сильнее.
– Это правда, вы – храбрейшие из хаддединов, но эти люди тоже не ведали страха. А как ты думаешь, что бы я сделал, увидев последствия ваших действий?
– Ты бы уже ничего не изменил.
– Да, это правда, но последовала бы другая смерть – ваша. Я бы воткнул ваш нож в землю и боролся бы с вами уже как мститель того, кого вы убили. Аллах знает, удалось бы вам победить меня.
– Эмир, давай не будем об этом. Ты видишь, мы всегда спрашиваем тебя, прежде чем что-то делать. Шейх заслужил смерть, давай же об этом посоветуемся!
– Советоваться? Разве я не обещал его брату, что мы не тронем его, если нас не станут преследовать?
– То было опрометчивое обещание. Ты дал его, не спросив нас. Ты что, наш шейх, раз позволяешь себе действовать совсем без нашего участия?
Это был выпад, которого я не ожидал. Я немного собрался с мыслями, а потом сказал:
– Да, вы правы, я действовал, не советуясь ни с кем. Но это случилось не потому, что я возомнил себя высшим существом, а из других побуждений. Вы не понимаете курдского языка, и я был единственным, кто мог с ними разговаривать. Мог ли я переводить вам все наши разговоры? Разве в такой обстановке мыслимо обговаривать каждый шаг, каждое слово со своими спутниками, не говорящими на этом языке? Это явно не было бы нам всем на пользу.
– С тех пор как мы повстречались с беджат, твои советы ни разу не были хороши.
– Я с этим не согласился бы, хотя оспаривать ничего не буду. Я не Аллах, а человек, и мне свойственно ошибаться. В свое время вы доверили мне руководство над вами; теперь я вижу, что доверие растворилось, и я добровольно складываю полномочия. Мохаммед Эмин, ты самый старый из нас и тебе по праву принадлежит право командования.
Этого они не ожидали, но последняя фраза весьма польстила старому хаддедину.
– Это твое твердое решение, эмир? И ты действительно считаешь, что я могу стать вашим предводителем?
– Да, ты так же умен, как и мужествен.
– Я благодарю тебя! Но я не знаю языка курдов.
– Я буду твоим переводчиком.
Этот славный человек не понимал, что из-за особых отношений в нашем небольшом сообществе не представлялось возможным держать руководство в одних руках.
– И потом, – продолжил я, – придем же мы когда-нибудь в области, где говорят по-арабски.
– А остальные согласны с твоим предложением? – спросил Мохаммед.
– Хаджи Халеф Омар сделает все, как я, а англичанина сейчас спрошу.
Когда я рассказал Линдсею суть вопроса, он сухо возразил:
– Не делайте ошибок, мистер! У хаддединов что-то имеется за пазухой, мы для них слишком гуманны! Да.
– Они хотят учинить правосудие. Но все ли захотят признать шейха Мохаммеда? Знает ли он дорогу?
– Да уж. В таком случае я выберу проводником обычную кукушку. Я англичанин и поступаю как мне вздумается.
– Мне передать ему это?
– Скажите, и вообще скажите все, что думаете. Меня вполне устроит и то, что и этот угольщик станет маэстро.
Я передал все Хаддедину:
– Дэвид Линдсей согласен. Ему все равно, кто предводитель – ты или Алло-уголыцик. Он эмир из Инглистана, и его право делать все что он захочет.
Мохаммед Эмин недовольно сдвинул брови – его главенство в самом начале уже дало трещину.
– Тот, кто мне доверяет, будет мной доволен, – произнес он. – Только теперь давайте поговорим о беббе. Он заслужил смерть. Итак, пуля или удавка?