Именно вера в эти ценности и привела меня в гитлеровский концлагерь. Мои последние мысли обращаются к тем, кто, подобно мне, сумел пережить этот ад тотального террора. Среди них были и такие люди, которые надеялись, что придет время, когда из заключенных и жертв они превратятся в охранников и хозяев режима. Эти люди возмущались, но не тоталитарными средствами принуждения, а тем, что они сами подвергались воздействию этих страшных средств.
Другие люди реагировали по-иному. Они просили меня, что, если мне когда-нибудь представится такая возможность, объяснить всем, кто согласится меня выслушать, что тоталитарное правление в любой форме совершенно бесчеловечно. И в течение многих лет эти просьбы вдохновляли меня на исследование, которое поможет людям лучше понять природу тоталитарной власти.
Карл А. Виттфогель
Введение
Когда в XVI и XVII веках, как следствие коммерческой промышленной революции, европейская торговля и власть дошли до самых отдаленных уголков земного шара, несколько проницательных западных ученых и путешественников сделали интеллектуальное открытие, не уступающее по значимости великим географическим открытиям того же периода. Сравнивая цивилизации Ближнего Востока, Индии и Китая, они обнаружили сочетание черт, которых не было ни в классической Античности, ни в средневековой и современной Европе. И тогда классические экономисты заговорили о специфическом восточном или азиатском обществе.
Общей чертой всех восточных обществ является деспотическая мощь их политической власти. Конечно же, тиранические правительства существовали и в Европе, а рост капиталистического порядка совпал с появлением абсолютистских государств, однако наблюдатели, обладавшие критическим складом ума, отмечали, что восточный абсолютизм был, несомненно, более всеобъемлющим и более деспотичным, чем западный. Они назвали восточный деспотизм самой тяжелой формой тоталитарной власти.
Люди, занимавшиеся изучением методов управления, вслед за Монтескье, обращали внимание на то, как восточный деспотизм влиял на жизнь людей, а ученые, исследовавшие экономику, делали упор на его специфические черты, которые проявлялись в делах управления собственностью. Классических экономистов в особенности поражали крупные водные проекты, связанные с ирригацией и способами связи. И они отмечали, что практически повсюду на Востоке правительство было крупнейшим землевладельцем в своей стране.
Эти очень ценные замечания могли бы стать отправным пунктом для систематического и сравнительного исследования тоталитарной власти. Но такого исследования проведено не было. Почему? Само по себе нежелание ученых, занимавшихся исследованием социальной жизни, было очень странным. Но их можно легко понять, если рассмотреть изменения, которые произошли в XIX веке в общих обстоятельствах западной жизни. Когда Бернье описывал свое пребывание на Ближнем Востоке и в Индии Великих Моголов и когда Монтескье писал свой «Дух законов», в Европе господствовал абсолютизм. Но к середине XIX века почти во всех промышленно развитых странах появились репрезентативные правительства. И в ту пору социальная наука обратилась к изучению тех проблем, которые казались ученым более серьезными.
Счастливый век. Счастливый, несмотря на все те страдания, которые распространение промышленности принесло тем массам мужчин и женщин, которые не принадлежали к привилегированным классам. Потрясенный их ужасной жизнью, Джон Стюарт Милль в 1852 году заявил, что «ограничения, накладываемые коммунизмом, можно считать свободой по сравнению с современным положением большей части человеческой расы». Тем не менее он заявлял, что современная промышленность, основанная на системе частной собственности, сумеет удовлетворить запросы человечества, не перемолов его при этом в «покорную массу», которая будет мыслить и действовать по единому образцу.
Это было счастливое время. Его дети, критикующие всех и вся, могли бороться с проявлениями деспотизма привилегий и власти, поскольку им не пришлось жить в годы «всеобщего рабства». И образ абсолютной власти был от них столь далек, что они не испытывали никакой потребности его изучать.
Некоторые ученые, вроде Макса Вебера, исследовали, но не слишком старательно, некоторые основные аспекты восточного способа управления и восточной бюрократии. Но в целом замечание, сделанное Бери в конце периода либерализма, соответствовало истине: изучением особенностей абсолютизма с помощью сравнительного и детального анализа не занимался практически никто.