Такое развитие российской промышленности было обеспечено не принудительным трудом и мощным полицейским террором, а трудом рабочих, которые боролись за свою свободу, и атмосферой сдававшего свои позиции деспотизма. Возьмем, к примеру, тяжелую промышленность: в течение двух десятилетий перед Первой мировой войной «добыча угля в Российской империи увеличилось в 4 раза, а если исключить Польшу, то в 6 раз». С 1893 по 1913 год выплавка меди «выросла почти в девять раз». Между 1890 и 1913 годами производство железа в империи увеличилось в 6 раз, а в главных промышленных центрах Южной России – в 20 раз (Загорский С.О. Государство в промышленности России в течение Войны[154]).
Возьмем легкую индустрию – в 1913 году число веретен в хлопковой промышленности было в 2,5 раза больше, а хлопчатобумажной пряжи произведено в два с половиной раза больше, чем в 1890 году.
Первая русская революция привела к очень важным изменениям в политической сфере. Царский манифест, появившийся в октябре 1905 года, хотя и сохранил принцип неограниченной власти царя, даровал народу значительные конституционные способы контроля и сохранения баланса сил. Макс Вебер, который хорошо знал о том, что в России не было тех решающих этапов развития, через которые прошел Запад, подчеркивая «азиатский» или «монгольский» дух царского режима[155], признавал, что введение даже ограниченной конституции[156] в стране стало огромным шагом вперед.
И вправду, парламент, который мог теперь влиять на бюджет и открыто критиковать правительство; политические партии, которые могли обратиться к народу; пресса, которая обрела почти полную свободу слова; система образования, которая быстро расширялась; кооперативы, которые объединили более десяти миллионов человек, а рабочие и другие наемные работники, которым хотя и не позволили объединиться в свободные профсоюзы, получили право участвовать в управлении фондами медицинского страхования – все это, вместе взятое, бросало серьезный вызов старому обществу, имевшему один-единственный центр.
После революции 1905 года антиабсолютистские слои России были еще достаточно слабыми, чтобы своими силами создать открытое общество, обладавшее множеством центров. Но когда во время Первой мировой войны царская армия оказалась парализованной, эти силы весной 1917 года смогли привести к власти просуществовавшее совсем не долго, но по-настоящему антиабсолютистское демократическое правительство.
Гидравлические страны-колонии
Пример России показал, что даже в независимой стране, управляемой деспотической бюрократией, при благоприятных международных условиях семена многоцентрового общества могут прорасти очень быстро. Но это не касалось гидравлических областей, которые, будучи колониями, находились под полным господством западных стран. Испанские, голландские и английские колонизаторы, а также их французские и португальские коллеги, историю которых мы здесь не затрагиваем, не желали проводить никакой модернизации в своих восточных владениях. В соответствии со своими интересами они вводили западные институты выборочно и весьма ограничено.
Причины этого понять совсем не трудно. Главные районы гидравлической цивилизации, будучи плотно населенными и по большей части расположенными в тропиках и субтропиках, представляли мало возможностей для массовой миграции европейцев. Поэтому завоеватели удовлетворялись тем, что создавали в своих гидравлических колониях мощный управленческий аппарат и такие частные структуры, без которых нельзя было бы осуществлять экономическую эксплуатацию этих мест.
Испанцы следовали этому курсу в агроуправляемых областях Америки[157].
Голландцы в Индонезии и британцы в Индии действовали точно так же. В результате этого возникла система человеческих отношений, которая, несмотря на ее отличие от традиционного гидравлического общества, была совсем не похожа на испанскую, голландскую и английскую.
Сохраняли ли колонизаторы традиционный порядок на селе в усеченном виде, как делали испанцы в Перу и Мексике, оставляли его практически не тронутым, как голландцы в Индонезии, или превращали общественные владения в частную собственность, как англичане в Индии, принадлежавшие им колонии в политическом смысле оставались совершенно бесправными. И отказывались ли они от услуг местных торговцев (Мексика и Ява), мешали ли им разбогатеть (Перу) или терпели их существование в Индии, новые господа почти ничего не меняли в обществах, которые достались им по наследству от своих отцов-завоевателей.
155
Вебер писал о «хитром плане монгольского обмана», на который пошла царская бюрократия, о режиме «истинного монгольского обмана». Он критиковал царскую полицию за то, что она применяла «самые хитрые способы… азиатского обмана».
157
А также и в негидравлических регионах. Чрезмерное могущество в колониальных обществах этих регионов в значительной степени и породило влиятельную правительственную бюрократию и необыкновенно мощную их армию.