– Все это не так важно; мне нужно только во что бы то ни стало продержаться до конца октября, когда Деникин возьмет Москву. Нам необходимо до этого времени сохранить Верховного Правителя и министров.
Вместе с генералом Дитерихсом я отправился к адмиралу Колчаку, в его особняк на Иртыше; снова сделал доклад о положении на фронте. Вывод был таков: необходимо немедленно продолжать наступление, гнать разваливающихся красных, чтобы до наступления морозов занять горные проходы Урала; для этого необходимо выполнить три условия – немедленная присылка пополнений, теплой одежды и координация действий всех армий.
Адмирал Колчак выслушал, как всегда, внимательно весь доклад. Он сидел теперь оживленный и смотрел прямо своими черными как ночь глазами, качая часто головой в знак согласия. А в конце я услышал повторение почти дословно той же фразы:
– Я знаю, как армии трудно, но ничего – продержитесь до конца октября, когда Деникин возьмет Москву…
Вечером в тот же день за обедом и после него я имел длинный и совершенно близкий разговор с адмиралом. Он, еще более оживленный и полный надежд и как будто даже помолодевший вследствие последних успехов армии, много и горячо говорил, высказывал свои задушевные мысли.
– Вы не поверите, Константин Вячеславич, как тяжела эта власть. Никто не понимает; думают, что я цепляюсь за нее. А я бы сейчас отдал тому, кто был бы достойнее и способнее меня…
В то время уже начали ходить слухи, направляемые какой-то скрытой, центральной интригой, о том, что генерал Деникин стремится стать сам во главе всего Русского дела, а с другой стороны, что генерал Дитерихс подготавливает переворот и намерен захватить власть в свои руки.
– Все равно ведь, – продолжал адмирал, – не может русский народ остановиться ни на ком, не удовлетворится никем. Будь то человек-солнце, нашли бы пятна и раздули их. И это естественно. Нельзя вычеркнуть истории великого народа, нельзя насиловать его характера, свойств и всего уклада…
– Как Вы представляете себе, Ваше Высокопревосходительство, будущее?
– Так же, как и каждый честный русский. Вы же знаете не хуже меня настроения армии и народа. Это – сплошная тоска по старой, прежней России, тоска и стыд за то, что с ней сделали…
В России возможна жизнь государства, порядок и законность только на таких основаниях, которых желает весь народ, его массы. А все слои русского народа, начиная с крестьян, думают только о восстановлении монархии, о призвании на престол своего народного Вождя, законного Царя. Только это движение и может иметь успех.
– Так почему же не объявить теперь же о том, что Омское правительство понимает народные желания и пойдет этим путем?
Адмирал саркастически рассмеялся:
– А что скажут наши иностранцы, союзники?.. Что скажут мои министры?
Верховный Правитель развил мне свою мысль, что необходимо идти путем компромиссов, и он, местами противореча сам себе, защищал точку зрения, что временное соглашение с эсерами найти нужно, так как их поддерживают все «союзные» представители. Видно было, что адмирал устал в борьбе и уже уступал.
Два дня, проведенные в Омске, прошли как долгий нудный сеанс тяжелой кинематографической ленты. Толпа, наша русская, простая, близкая, верующая в успех дела, в то, что ее ведут верно и неуклонно к концу страданий. Многоэтажные омские министерства и канцелярии, наполненные той же милой русской толпой с сильно вкрапленными гнездами вредных бездарных политиканов и партийных работников. Разнохарактерный дивертисмент иностранных военных и гражданских представителей, поющих Интернационал на мотив русских народных песен. А в темных углах, в тылу армии, куется упорно и искусно измена, готовятся сети, чтобы опутать ими восставший и свободный русский народ, повалить его снова и снова предать его во власть хищному и беспощадному врагу.
На третий день я вернулся к себе в армию, вернулся как в тихий светлый дом, к здоровому трезвому делу. Вернулся наполненный всевозможными обещаниями помощи армии, но еще более неуверенный в их исполнении.
А до чего необходима была помощь в то время! Вот одна из многих картин. 30-й Сибирский стрелковый полк выведен в резерв на три дня, чтобы дать людям время отдохнуть, поспать, помыться в бане, сменить белье. Пополнили ряды полка, чем могли, что набрали сами из выздоровевших, из добровольцев да из армейских офицерских школ. И через три дня полк получил приказ снова идти на позицию, чтобы дать возможность отдыха другой части. 30-й полк выстроен в каре около станции Лебяжья; посредине стоит аналой и священник в потертой золотой ризе служит панихиду по воинам, павшим в сентябрьских боях. Идет перечисление длинного списка имен.