Надежд на скорую поддержку или смену не оставалось. Вообще терялись надежды на тыл. Численность дошла до 200–300 человек в полку, совершенно раздетых, сменивших валенки на лапти или опорки. Мы притянули на свой левый фланг оренбургских казаков и усилили этим пехоту. Но фронт уже начал подаваться назад, и с каждым днем все быстрее. К нам прислали отряд партизан, кажется, на ст. Приютов, но в нем были элементы совершенно развращенные и непригодные для боевой работы на фронте. Это ли было причиной общего отхода, или еще были и другие, мне неизвестно, но началось общее отступление всей армии – начало общего конца всего Белого движения, крушение надежд, возлагавшихся на весну.
А ведь во время половодья корпуса получили задание – двигаться к Волге при первой возможности. Наш корпус должен был пройти через Бузулук и далее южнее Самары. Как представляла Ставка в это время свои силы и их состояние, предполагала ли пополнять их или двигать в наличном составе, мне лично неизвестно и до сих пор. Одно можно сказать, что армейское начальство своевременно получало донесение о положении. Рассчитывать на пополнение людей во время половодья можно было только при полном отсутствии ясного представления о разбросанности частей и о бездорожье. Наладить снабжение при таком состоянии дорог было тоже трудно. Значит, надеялись дойти до Волги в том виде и составе, в котором застало половодье. Какие же основания были для столь радужных надежд – сказать трудно. Единственное предположение – советские силы, энергия коммунистов в угрожаемые минуты были скинуты со счетов. Не верили, по-видимому, совершенно, что красное командование может справиться с задачами, поставленными в половодье по сосредоточению сил для противодействия нам.
Подробный разбор военных операций 1919 года когда-нибудь будет сделан; односторонне он был сделан в советских органах. В общем, он подтверждает, с одной стороны, критическое положение красных перед половодьем и энергичную работу для спасения фронта от окончательного разгрома, пользуясь временем половодья. И у них как бы все висело на волоске; и у них были люди раздеты, а пополнения брались прямо в ряды из деревень насильно. В итоге всего приходилось думать не о развитии успехов, а о другом: надо было во что бы то ни стало, во первых, задержаться где-то и, во-вторых, собрать силы для того, чтобы взять снова в руки инициативу.
На севере в это время внешне обстояло все хорошо. Сибирская армия своими группами выдвинулась на правом фланге почти к Глазову, а южнее прогнали большевиков за Каму к реке Вятке. Что там было внутри войск, как относилось население к войскам, как пополнялись части, в каком положении они очутились весной, нам было неизвестно. Сводки говорили о продвижениях, газеты разбирали операции и делали выводы на будущее самого радужного свойства. Почему хотя бы часть Сибирской армии не была своевременно направлена для содействия Западной, так и осталось для нас неизвестным.
Примерно в Абдулине, где мы получили сведения о переходе к красным украинцев и о влиянии этого перехода на настроение наших частей, мы получили сведения о сосредоточении Волжского корпуса{26} Каппеля в районе Белибея для смены на Самарском направлении наших частей; узнали также о переорганизации армии и переменах в командном составе. Каппель вывел с фронта свои части в январе и после долгих прений разместил их в районе Челябинска для переформирования выведенных кадров в корпус. Кадрами он был богат, и кадрами надежными; нужно было произвести лишь некоторую чистку от элементов хулиганствующих. Как ни странно, под руководством Каппеля объединялись группы, имевшие ранее на фронте эсеровскую окраску. Корнет Фортунатов формировал конный дивизион. Стоило бы пополнить Каппеля людьми из районов, сочувствующих борьбе, дать лошадей, снаряжение – и остов мог бы превратиться в грозную силу весьма скоро. Вооружение для пехоты и артиллерии было налицо, так как Каппель вывез с фронта значительные запасы.
Не зная обстановки в тылу зимой 1919 года, трудно сказать, что тормозило работу, но, безусловно, к весне корпус готов не был. Уже на фронте я слышал лично от Каппеля, что ему сначала предполагали дать пополнения из внутренних округов Сибири, находившихся в ведении военного министра, но там затянулся призыв, и он ничего не получил. Уже потеряв надежду на получение пополнений из тыла, он поздно стал получать их в районе армии. Для укомплектования пришлось даже прибегнуть к выбору людей среди пленных красноармейцев и вовсе не разбирать, из каких районов получены мобилизованные.
26
1-й Волжский армейский корпус. Сформирован 20 августа 1918 г. как Симбирская группа Приволжского фронта, которая 17 ноября 1918 г. переименована в сводный корпус (Самарская, Казанская и Симбирская отдельные бригады) в составе Самарской группы. 3 января 1919 г. переименован в 1-й Волжский корпус (1-я Самарская, 2-я Казанская, 3-я Симбирская отдельные бригады и 1-й Троицкий кадровый полк) в составе Западной отдельной армии, но 1 февраля 1919 г. отведен в тыл как резерв Ставки. Фактически заново сформирован с 27 февраля 1919 г. из трех дивизий (1-я Самарская, 3-я Симбирская и 13-я Казанская) и Волжской кавалерийской бригады (двухполкового состава). Со 2 мая 1919 г. снова входил в состав Западной отдельной армии. 22 мая 1919 г. в состав корпуса вошли также 12-я Уральская дивизия, 3-й Уфимско-Самарский и 6-й Иссетско-Ставропольский казачьи, Уфимский гусарский и 3-й Украинский гетмана Сагайдачного полки, Сербский отряд воеводы Киселева, бронедивизион и 3-й авиадивизион. 14 июля 1919 г. вошел в состав 3-й армии и преобразован в Волжскую группу, которая 10 октября 1919 г. вошла в состав Московской группы армий. Группа понесла большие потери под Кемчугом, и в Читу пришли (Волжский отряд) остатки главным образом 1-й Самарской дивизии. Части корпуса, создававшиеся непосредственно на фронте в боевой обстановке, почти целиком состояли из добровольцев – учащихся и горожан – и отличались высокими боевыми качествами. Мобилизованных солдат в частях было очень немного, процент же офицеров весьма высок (весной 1919 г. их насчитывалось в корпусе до 2 тысяч человек), лишь весной 1919 г., перед возвращением на фронт, корпус был пополнен мобилизованными сибиряками и бывшими красноармейцами. Дивизии корпуса состояли из трех стрелковых полков, егерского батальона, конного и артиллерийского дивизиона, но все полки были далеко не полного, даже малого состава. По приходе в Забайкалье остатки корпуса были сведены в Отдельную Волжскую бригаду, состоявшую из стрелкового и драгунского полков и батареи. В этой бригаде бывших «самарцев» было приблизительно до 70 %, «симбирцев» – всего несколько случайных человек, остальные были «казанцами» – бывшими чинами 13-й Казанской и 13-й Сибирской стрелковых дивизий (кадром 13-й Сибирской явились также «казанцы» – части полковника Степанова, снявшиеся с фронта осенью 1918 г. и отведенные в тыл, в Новониколаевск). При проходе через полосу отчуждения КВЖД в конце 1920 г. драгунский полк почти целиком остался в Харбине, и по приходе в Приморье бригада свернулась в 1-й Волжский стрелковый имени генерала Каппеля полк, из которого позже выделилась 3-я Волжская имени генерала Каппеля батарея. Командиры: генерал-майор В.О. Каппель (август 1918 г. – 4 ноября 1919 г.), генерал-майор А.С. Имшенецкий (с 4 ноября 1919 г.). Начальники штаба: капитан Ловцевич (с 20 августа 1918 г.), генерал-майор Барышников (с октября 1919 г.).