Между этими крупнейшими пунктами северной части Урала, надо полагать, ведь существовала в мирной обстановке самая тесная деловая и житейская связь. Почему при привозе во все эти города высоких пленников революции из царствующего дома Романовых во главе с отрекшимся от престола Императором в этих организациях могла невольно возникнуть вполне рациональная мысль о спасении их от неминуемой в той обстановке гибели.
Из рассказов, которые дошли до слуха Светланова после того, как он попал в Пермь, видно было, что картина обстановки вокруг проживавшего летом 1918 года в Перми брата Государя Великого Князя Михаила Александровича представлялась далеко не такою безотрадною. Оказывается, живя в так называемых Королевских номерах, Великий Князь пользовался сравнительно большой свободой режима и передвижений. Он общался в городе со многими лицами, бывая в домах на положении простого обывателя. С ним всегда могли установить связь руководители местных антибольшевистских организаций. Если бы они правильно при этом учитывали быстро меняющуюся обстановку, то они должны были бы и найти то или иное решение вопроса в отношении общей и частичной судьбы как Великого Князя Михаила Александровича, так и узников Екатеринбурга и Алапаевска.
Когда Пермь пала и перешла в руки белых, то, помнится, в городе моментально, чуть ли не в несколько часов, была налажена самая серьезная военно-комендантская служба и внутренняя городская самоохрана, которой руководили старые кадровые офицеры из числа местных старожилов, всех в городе хорошо знавших и всех легко раскассировавших на «надежных» и «ненадежных» в политическом отношении. Стало быть, в их же руках были немалые возможности для предупреждения или по крайней мере облегчения участи несчастных членов царской фамилии.
В течение всего летнего периода времени, до появления в Перми штаба советской армии, местная совдепская власть тут была не более сильна, чем в самом Екатеринбурге. От того же Бирона и его сотоварищей иногда приходилось слышать иронические насмешки над пассивностью белых, которые, мол, дескать, не сумели использовать момента полной слабости здесь советской власти для того, чтобы «выкрасть Царя»… Будучи потом в Омске и интересуясь этим вопросом уже с чисто исторической точки зрения, автор настоящих воспоминаний пришел к убеждению, что в последних словах хвастливого комиссара Бирона, к сожалению, была большая доля горькой для всех русских националистов правды. Государя и Его мученическую семью можно было бы спасти, если бы в момент нахождения их в Екатеринбурге, незадолго до появления в этом пункте белых войск, были бы приняты в этом направлении более радикальные и осторожные меры. Этими тягостными мыслями и кошмарами минувшего была полна голова Светланова в течение всей осени 1918 года.
Наиболее крупные военные действия между красными и белыми в районе Перми начали разыгрываться только с начала декабря месяца. Стараясь не навлечь на себя внимания и подозрения жительствовавших под одной кровлей комиссаров, упорно следил Светланов по местным советским газетам за каждым военным сообщением штаба 5-й армии или за сводками, которые публиковались от имени Реввоенсовета РСФСР, и на тайно хранившейся у него карте отмечал все фазисы различных положений передвигавшихся боевых фронтов. Эти фронты то приближались, то удалялись, то замирали на долгие промежутки времени в неопределенном положении. В зависимости от этого то поднималось, то падало, то мучительно томилось неизвестностью настроение самого Светланова и его семьи. Все с нетерпением и горячо ждали случая и момента, чтобы белые взяли бы Пермь или чтобы открылась хоть какая-либо возможность прорваться по ту сторону линии в наименее опасном направлении. Конечно, если бы не семья, состоящая из двух женщин, то вопрос с прорывом через линию фронта разрешился бы самым простым и, пожалуй, скорым способом. Но так как бросить семью в этой смертельно опасной обстановке было бы равносильно преданию ее на поругание и насилия обозленных большевиков, пришлось терпеть и только ждать, ждать.