Первая встреча в пепеляевском штабе автора настоящих воспоминаний, уже как кадрового офицера Генерального штаба, была неприятная, почти оскорбительная. Бурбонистого типа «наштакор» совершенно открыто показывает вам свое нерасположение, и в коротком отрывочном разговоре с ним чувствуется эгоистическое недружелюбие его к вам, как к вновь появившемуся на горизонте «конкуренту по службе». Подчеркнутая сухость официальных отношений сразу лишает вас не только возможности поделиться свежими впечатлениями и наблюдениями о виденном в тылу красного общего для нас обоих врага, но заставляет спешить даже сократить формальную сторону объяснений с тем, чтобы скорее покинуть неприветливого хозяина штабного вагона. «Герой Перми» Пепеляев оказался еще менее доступным, чем его начальник штаба. Это было одно из первых весьма тяжелых и не предвещающих ничего хорошего впереди впечатлений. Как хотелось в то время, чтобы оно было при этом и последним.
Последние дни в Перми
Не задерживаясь особыми формальностями в Перми, где в последние ночи перед уходом большевиков чуть не пришлось подвергнуться аресту, «бывший артист» Светланов покинул этот город через несколько дней после прихода туда передовых частей армии Верховного Правителя адмирала А.В. Колчака и отправился в Омск.
Ввиду того что последние столкновения между красными и белыми к востоку от Пермского района происходили в течение продолжительного времени и носили довольно ожесточенный характер, не особенно успешный для белых, само появление частей Сибирской армии в Перми в Рождественскую ночь 1918 года было сравнительно неожиданным для городского населения сюрпризом.
Перед этой святою ночью и в течение ее, производя спешную эвакуацию своих тыловых учреждений (большую часть которых большевикам увезти из Перми не удалось), все органы тайной разведки штаба 5-й советской армии шарили по городу в поисках «белых» для немедленной их ликвидации. Всех, кто подходил под призывной возраст или способен был носить оружие, большевики стремились вывезти из Перми в западном направлении, чтобы ими не воспользовались нуждающиеся, по их понятиям, в пополнении своей живой силы белые. Нужно было проявить много бдительности и изворотливости, чтобы в эти дни и ночи не попасться в руки агентов Чрезвычайки.
Покидавшие за несколько дней до падения Перми квартиру на Оханской улице, где жил Светланов, комиссар Бирон и другие «взяли» обещание последнего, что он вскоре присоединится к ним в пути, по дороге на Вятку. Расставшись с «дорогими товарищами», вся семья Светланова почувствовала громадное душевное успокоение. Легче сразу стало комбинировать свою маскировку и выжидать появления в городе Белой армии.
На рассвете Рождественского утра жители Перми были разбужены орудийными выстрелами, доносившимися с восточной стороны, и, когда уже совершенно рассвело, по улицам города появились первые дозоры белых сибиряков с зелеными ветками елок на головном уборе. Народ высыпал на улицы, лавки все мгновенно открылись, и на лотках появились всевозможные съестные припасы для продажи. Город переродился, город проснулся от искусственного сна, который ему привили перед этим агенты Третьего интернационала.
Отступающие за реку Каму части 5-й советской армии сделали было попытку перейти в контрнаступление с целью отобрания назад Перми, но это им совершенно не удалось. Пермь сделалась белою, и из нее можно было ехать в Омск в Ставку адмирала А.В. Колчака.
На Белом фронте
Глубоко вдыхая чистый зимний воздух, легко чувствовал себя наконец освободившийся от постоянного большевистского гнета пишущий эти строки. Не надо было ежесекундно думать о том, что в любую минуту ты можешь потерять свободу и может быть даже и жизнь. Это чувство морального раскрепощения трудно выразить простыми словами, тем более трудно понять его тому, кто не испытал вообще, что такое большевистский режим и как тяжела пята того гнета, который накладывается на каждого человека, попадающего на положение раба Третьего интернационала.
Под первым впечатлением полученной свободы как-то не думалось о том, что впереди могут быть снова тягчайшие испытания. Верилось или, по крайней мере, хотелось верить, что все впереди будет ясно, светло и радужно безгранично. Предстоящая работа на поприще любимого и близкого сердцу военного дела, по своей прямой специальности офицера Генерального штаба глубоко радовала и волновала…