Сам адмирал Колчак имел весьма утомленный и безразличный вид. Не чувствовалось в его настроении того подъема, которым он горел на одном из памятных тайных заседаний в Корниловские дни в Петрограде. Когда зашел разговор с ним об этих воспоминаниях, от которых отделял промежуток времени около полутора лет, адмирал, грустно улыбнувшись, осведомился о судьбе некоторых из участников незабытых им заседаний, но говорил о них таким тоном, что, видно, это его теперь интересовало не больше, «чем прошлогодний снег». Тяжелым крестом уже тогда легла на его плечи власть Верховного Правителя, которую воспринял он перед этим всего лишь только полтора месяца тому назад.
Воля к власти у адмирала Колчака, как показалось в то время, совершенно отсутствовала. Если в Петроградский период он с подъемом шел навстречу революционной буре, то теперь, испытав немалые тернии, видимо, он обнаружил уже признаки заметного разочарования. Полупассивное настроение Верховного Правителя явно не понравилось тогда автору настоящих воспоминаний. В единоличном принципе Верховной власти, призванной сломить такого серьезного и жестокого врага, как большевики, что можно было видеть иное, как не самую твердую диктатуру, черпающую силы и уверенность только из своего собственного волевого «Я», не знающего ни страха, ни препятствий.
Лицо, на которое пал бы такой ответственный жребий, должно было бы отличаться сверхъестественными качествами не только военачальника, но и политика, активиста, пропагандиста, именно такого, какими мы раньше видели хотя бы того же Керенского, а потом Ленина, Троцкого и других. Адмирал не должен был бы оставаться только «адмиралом», но, как вынес первое свое впечатление автор настоящих воспоминаний в Омске, А. В. Колчак был не на своем месте. Он не вдохновлял на политический подвиг людей, он не имел с ними общего языка, он не импонировал, наконец, ни своим пафосом, ни своим политическим обоснованием. Будучи адмиралом, он не правил тем государственным кораблем, который попал, почти случайно, под его управление, но он сам плыл по «воле волн» неустойчивой и разнобойной политики и подпадал под различные персональные, партийные и даже иностранные влияния…
В Омске адмирал Колчак создал самую обыкновенную канцелярскую рутину во всех министерствах и ведомствах и дал возможность развиться невероятному бюрократизму там, где должна была властвовать только одна жизнь, кипучая, творческая, созидательная. На этой почве потом пышным цветом распустилась канцелярская мертвечина, которая убила и самое дело, и самого же несчастного адмирала А. В. Колчака.
Под этими ничего не сулящими настроениями приходилось приступать автору сих воспоминаний к работе в должности помощника начальника главного штаба омского военного министерства. Не чувствовалось уверенности в том, что безгранично тяжелая задача пресечения широко развившегося интернационального движения в России и восстановления нормального правопорядка в стране или хотя бы в такой части ее, как в Сибири, могла быть достигнута под властью адмирала А.В. Колчака. Может быть, подобному выводу и настроению способствовали воспоминания петроградского периода совместной работы с адмиралом, когда последний предназначался на возглавительные роли в дни Корниловского движения. Как-никак, надо было находить выход из положения в том виде, в каком оно создалось ко времени приезда автора настоящих воспоминаний в Омск, и постараться приложить все свои силы и знания для служения тому делу, которое было естественным и прямым, то есть военному.
Опыты львовщины, керенщины и корниловского провала слишком хорошо еще сохранились в памяти для того, чтобы с легким сердцем можно было бы подходить снова к вопросам восстановления государственности после того, как таковая начисто оказалась разгромленною и утраты которой не могли в свое время предупредить все предшествовавшие октябрьскому перевороту всероссийские правители и правительства.
Положение Колчака было во много раз труднее и ответственнее потому, что он принял на себя власть всероссийскую через промежуток времени в полтора года, в течение которого необъятные области России начали уже осваиваться с мыслью о фактическом отсутствии в России законного Монарха и о возможности устраивать новую жизнь на началах широких местных автономий, зачастую преследующих цели даже полного отделения от России. Большевистская же пропаганда, в свою очередь, забила в головы масс такие идеи, от которых связь с прошлым еще больше разрывалась. Все это красноречиво говорило о том, как велика и беспредельна была миссия адмирала А.В. Колчака в 1918–1919 годах. Ему воистину надо было бы родиться титаном для того, чтобы вынести на своих плечах благополучно тот рок судьбы (иначе, как роком трудно назвать то положение, в котором оказался в Сибири Колчак) и не загубить окончательно последних возможностей, которыми располагало в то время антибольшевистское русское движение.