Молодая Ставка пошла, как говорится, «ва-банк» и решила сокрушить «ретроградный» главный штаб. Очевидно, состоялись какие-то важные доклады Верховному Правителю адмиралу А.В. Колчаку, в результате которых последним был дан генералу Д.А. Лебедеву приказ о назначении его военным министром (с сохранением должности начальника штаба Верховного главнокомандующего). Ему же было поручено главный штаб расформировать и чинов последнего влить в части и управления по новому распределению. Этот неожиданный поворот обстановки застал генералов Степанова и Марковского почти врасплох. Попытавшись сначала восстановить покачнувшееся их высокое положение и потерпев в этом направлении полную неудачу, они решили, пользуясь тем, что письменного приказа Верховного Правителя еще не последовало, всячески на этом играть и проведение новой реформы штабов в жизнь тормозить, попросту говоря, саботировать. Ставка же вошла в свои новые права и начала отдавать свои новые реорганизационные приказы, которые должны были распространяться и на весь состав чинов прежнего главного штаба.
Техническую сторону проведения реформы слияния двух штабов генерал Д.А. Лебедев, как уже совмещающий две высшие должности, поручил своему помощнику по должности начальника штаба Верховного главнокомандующего и военного министра Генерального штаба генерал-майору П.Г. Бурлину. Этот последний, собрав в помещении Ставки, располагавшейся по-прежнему в здании управления Омской железной дороги, всех старших чинов Ставки и главного штаба, объявил им новое распределение должностей в штабе Верховного главнокомандующего, к которому отныне переходили все функции и дела бывшего главного штаба. Присутствовал на этом собрании и пишущий настоящие строки, как предназначенный для нового назначения в объединенный высший военный аппарат Верховного Правителя и Верховного главнокомандующего адмирала А.В. Колчака.
Согласно новому распределению должностей автор настоящих воспоминаний назначен был на должность 3-го генерал-квартирмейстера, в сферу деятельности которого отходили некоторые функции прежнего главного штаба, главным образом вновь созданное осведомительное управление. 1-м генерал-квартирмейстером, ведающим оперативной частью, остался состоявший в той же должности в прежней Ставке полковник Церетели, 2-м генерал-квартирмейстером, ведающим разведывательной и военно-дипломатической частью, был назначен профессор военной академии симпатичнейший генерал П.Ф. Рябиков, дежурным генералом, состоявшим в той же должности в прежней Ставке, – полковник Леонов и начальником военных сообщений – преподаватель военной академии полковник Сапрунович.
Изложив некоторые инструктивные указания, генерал П.Г. Бур-лин, обращаясь к автору настоящих воспоминаний, заявил, что для 3-го генерал-квартирмейстерства отводится бывшее помещение главного штаба, располагавшегося до этого времени в здании бывшего Омского реального училища. Тогда в ответ на это генералу Бурлину было заявлено, что, пока в помещении реального училища является хозяином генерал Марковский, начало работы нового генерал-квартирмейстерства в нем не представляется удобным и, при неожиданно создавшемся новом положении, следовало бы избавить автора настоящих воспоминаний от необходимости вступать с генералом Марковским в какие-либо личные по этому поводу переговоры или формальности.
Генерал П.Г. Бурлин при всех присутствующих громогласно заявил, что о состоявшемся приказе Верховного Правителя генерал Д.А. Лебедев лично уже поставил в известность как бывшего военного министра генерала Н.А. Степанова, так и бывшего начальника также бывшего уже главного штаба генерала Марковского. Поэтому нет никаких препятствий к открытию работ нового учреждения Ставки в помещении реального училища.
Когда на основании распоряжения Верховного Правителя пришлось обратиться к новым занятиям и в силу этого явиться в помещение бывшего главного штаба, то генерал Марковский счел себя почему-то этим фактом кровно обиженным и решил деловой работе в новой должности пишущему эти строки воспрепятствовать. Не подействовали на этого странного упрямца и личные разговоры генералов Лебедева и Бурлина. Он настаивал на своем и вознамерился доказать, что он – и никто иной – хозяин в помещении реального училища. Это самодурство и каприз до некоторой степени еще были бы, пожалуй, объяснимы, если бы имели место в каком-либо провинциальном глухом захолустье, где мелкомещанское самолюбие какого-либо почтового почтмейстера «требовало бы» в глазах какой-либо Пульхерии Ивановны показать: как велика власть этого самого почтмейстера. Но, к стыду нашему, надо сознаться, эта беспримерная мещанская манера проявления своего уязвленного самолюбия была совершенно неуместна в условиях серьезной омской действительности. Мало того что Марковский вообще ничего полезного за четырехмесячное управление главным штабом не сделал, но он пытался даже вредить и той работе, которая была предопределена потом и без его участия.