О своих наблюдениях мы тут же дали знать в Омск для принятия соответствующих мер через Пепеляева, заведовавшего тогда полицией, причем также указали, что по дороге от Омска у нас никто ни разу не проверял документы и небрежность в этом отношении чувствовалась большая. Характерно, как мало вообще налажено было дело и как все велось спустя рукава, что особенно поражало нас впоследствии при продвижении по Совдепии.
Я забыл еще упомянуть об обращении денежных знаков в Сибири. Ведь там, кроме царских, думских, керенок, купонов от займов, ходили еще сибирские, выпущенные правительством в конце 1918 года. Все эти деньги, например в Омске, котировались до лета 1919 года по одной цене, и лишь иногда ощущался острый недостаток в разменной монете, благодаря чему по ресторанам, парикмахерским и т. д. ходили еще свои доморощенные боны, принимавшиеся лишь постоянными посетителями. Но по дороге в вагоне, где-то около Кургана, мне пришлось столкнуться с существованием различной расценки денежных знаков, причем сибирские, как оказалось, котировались ниже думских, которые в свою очередь шли дешевле царских. За пуд партии пшеницы, только что проданной по 22 рубля керенок, было уплачено частью по 25 сибирских, а частью 20 царскими. Это объяснялось близостью фронта, где керенки, ходившие по обе его стороны, считались более удобными, чем сибирские, имевшие лишь одностороннее хождение. И тут большевики, не считавшиеся с населением и различными этическими и справедливыми требованиями и просто принуждавшие к исполнению своих желаний, достигали того, что преимущество было не на стороне белых.
Добравшись до Уфы, мы сделали окончательные приготовления для дальнейшего пути, остановились на маршруте и двинулись к фронту. Нам приходилось возможно торопиться, чтобы еще по снежному пути, до распутицы, перебраться через фронт и достигнуть станции железной дороги, ведущей к центру России. Положение дел указывало, что нам предстоит подняться к северу от линии железной дороги на 80—100 верст, к этому надо было прибавить обратный спуск плюс различные задержки в дороге. Я же, по опыту зная, что значит март в степных местах Поволжья, надежным снежным покровом себя не убаюкивал.
Уфа только что, две недели перед этим, была быстрым маршем отрезана от станции Чешмы (узловой пункт на линии Самара и Симбирск) и взята была, благодаря этому, без боя нашими частями, почему и железнодорожный мост через реку Белую остался в порядке. Жизнь в Уфе еще не наладилась, чувствовался во всем недостаток; базар только что начинал торговать, редкие магазины открылись, ибо торговать было почти нечем. За зиму красными все было очищено, из Сибири привоз еще не наладился, а окружающие деревни начали доставлять лишь съестные припасы. Отношение населения было к нам благожелательно, за исключением лишь части рабочих, враждебно настроенных к белым, – что объяснялось особым бережливым отношением к ним красных. Приходилось наталкиваться и на единичные случаи недоброжелательства и не рабочих. Например, везший меня извозчик жаловался, что с уходом красных ему стало хуже, при них он получал 1½ фунта хлеба за 1 р. 20 коп. и сколько-то овса для лошади, теперь же, с крушением аппарата красных, выдачи хлеба нет, базарные же цены на хлеб были сначала по 8 р. и лишь теперь спали до 4 р. за фунт. Правда, за те три дня, которые мы пробыли в Уфе, цена пала еще, но, во всяком случае, это показывало, что разрешение свободной торговли с прекращением выдачи продуктов по карточкам не могло удовлетворять ту часть населения, которая при большевиках находилась в привилегированном положении, и без принятия соответствующих мер даже в таких хлебных местах, как Уфа, это вызывало неудовлетворенность, чего упускать из виду нельзя было. Между тем этот вопрос военное начальство мало интересовал, да и обсуждения его я нигде и в Омске не слыхал.
25-го мы двинулись с эшелоном дальше на Чешмы, находившиеся в 40 верстах от Уфы, куда к следующему утру и прибыли. В эшелоне повторилась та же тревожная картина с запасными, и даже еще в более резких тонах, из которой было ясно и нежелание, и даже нескрываемое, переходящее в враждебное настроение отношение к властям, принуждавшим их куда-то двигаться.
В Чешмах мы, после долгих хлопот и то только благодаря указаниям, полученным нами от частных лиц еще в Уфе, в порядке информации, с трудом нашли себе за плату возчика, взявшегося нас доставить верст за 15 к северу. Меняя так возчиков, мы проехали более 120 верст и на следующий день к вечеру прибыли в большое село Бакалы, которое уже считалось на линии фронта и в котором стояли передовые части 2-го Сибирского корпуса. Хотя наш путь совершен был в полной безопасности, непосредственно за линией белого фронта, но опять-таки, по тем же причинам, что и раньше, приходилось избегать каких-либо лишних сношений с властями, дабы меньше о себе распространяться и меньше касаться причины поездки.