Капитан Иванов передал мне просьбу офицеров батальона объяснить им хоть один бой, в котором я участвовал. Я с большим удовольствием согласился. Начал с того, что, прибыв в город Казань, я вступил в секретную офицерскую организацию. Какими-то предателями она была выдана Чека, и начались аресты и расстрелы. Я с двумя друзьями-офицерами удачно скрылись в Жигулевских горах и, холодные и голодные, бродили до тех пор, пока не наткнулись на отряд поручика Вотягина, имя которого было грозой для комиссаров – за его голову Чека предлагала 5000 рублей золотом.
В прошлом он был учителем в городе Свияжске. Большевики убили его жену и двух детей, и с тех пор он ушел в подполье. Будучи охотником и рыболовом, он знал всю местность отлично и, не задерживаясь в одном районе, был все время в движении и появлялся там, где его не ожидали. На чекистов он навел панику, ловя их в сельских и деревенских учреждениях и нападая на спящих чекистов карательных отрядов. Он был рожденным вождем партизан.
В плен он не брал, объясняя, что возиться с ними у него нет возможности, а оставить их живыми – они будут продолжать свою гнусную работу. Мы, три офицера старше его в чинах, с большим удовольствием подчинились ему. При взятии города Казани наши партизанские отряды ударили в тыл красным, помогая добровольцам полковника Степанова войти в город. В этом бою поручик Вотягин был тяжело ранен из пулемета. Умирая, он дал мне небольшую коробочку и просил передать его сестре, адрес которой был в коробочке. Позднее я открыл ее. Там лежал офицерский Георгиевский крест 4-й степени, о котором он никогда нам не говорил. После долгих розысков я нашел его сестру. Оба мы поплакали о потере такого чудного человека и доблестного офицера.
Я перешел к описанию моего первого открытого боя с большевиками. Наш партизанский отряд разошелся по отдельным частям. Я лично забежал поцеловать маму и брата Георгия с его семьей, а после пошел согласно приказу полковника Степанова в здание военного училища, где формировались офицерские роты. Я вступил рядовым офицером в 1-ю роту, которой командовал доблестный офицер гвардии полковник Радзевич. При упоминании его имени я неожиданно услышал голос командира полка, который незаметно вошел во время моей беседы с офицерами. Повернувшись к нему, я подал команду: «Господа офицеры». Все встали, он подошел ко мне и просил извинения, что перебил меня, что он хочет сказать, что полковник Радзевич его большой друг, с которым он совместно служил лейб-гвардии в Семеновском полку. «Пожалуйста, продолжайте, я также останусь и буду слушать вас».
Наш первый бой был перед деревней У слон (на противоположном берегу Волги). Офицерская рота в 280 штыков при четырех пулеметах «максим» ночью шла на погрузку на пароходы. Всюду тишина, слышен только отчетливый шаг роты. Кто-то, открыв окно, кричал нам: «Храни вас Господь», многие крестили нас и желали победы.
Буксирный пароходик мог погрузить только одну четвертую часть роты. Полковник Радзевич заявил капитану буксира, что сажает по полроты на каждый рейс. Офицеры, как комары, облепили пароходик, и он тронулся. Перешла и вторая полурота… У нас была боевая задача захватить свияжский железнодорожный мост.
Рота, свернувшись в походную колонну, с походной заставой и дозорами, тронулась в направлении ближайшей деревни от Услона, где мы должны были остановиться на дневку. Неожиданно раздалась стрельба из нашей заставы. Посланный офицер сообщил, что застава натолкнулась на разведку противника. Полковник Радзевич приказал прибавить ходу. Уже совсем рассвело. Когда мы поднялись на возвышенность, окружающую деревню, расположенную в котловине, начальник заставы доложил, что деревня занята матросским отрядом, судя по курткам разведки. Раздался злобный смех среди офицеров: «Так вот они где! Придется поковырять эту сволочь!»
Командир роты после исследования позиции приказал 1-му взводу рассыпаться и хорошо окопаться, половине 2-го взвода скрытно добраться до густого кустарника, а другой половине – так же скрытно добраться до оврага. Таким образом, они подставляли оба фланга противника под удар. Я лежал в цепи, а рядом со мною справа был подполковник, а слева штабс-капитан, недалеко от меня окопался пулемет. Полковник Радзевич строго приказал не открывать огня без его свистка.
Долго дожидаться не пришлось. Я ясно видел, как строились матросы и как они, развернувшись в цепи, пошли на сближение с нами. Цепи очень густые (их было три), заполнили все расстояние между нами и деревней. Матросы шли с пением, как на параде. Все ближе и ближе… уже видны очертания лиц… но свистка еще нет. Штабс-капитан слева от меня привлек мое внимание на огромного роста матроса, который все время грозился кому-то, может быть, нам, а может быть, и своим. «Господин капитан! Давайте возьмем его на мушку и уложим в первую очередь!» Я согласился, и мы старались не потерять его. Матросы уже не идут, а с криком «Ура!» приближаются к нам. Мы ясно слышим, как они кричат: «Сдавайся, корниловцы!» Резкий свисток – и рота опоясалась огнем. Четыре пулемета, как швейные машины, безостановочно застучали. Первые ряды были скошены, и наш «большой» матрос как-то неестественно перегнулся и упал.