Отошли мы без помехи, хотя именно этот раз я боялся преследования, да и уверен: покажись хотя бы сотня конницы – было бы плохо, поднялась бы паника. Артиллерию я пропустил первую, дав Танаевцев в охрану. Отошли на 20 верст к югу, заняли заранее намеченную позицию, прикрыв две дороги, идущие с севера на юг, обеспечив себя слева расположением 2-го батальона Прикамского полка в деревне на реке Белой, уступом. Этот батальон подчинен был непосредственно мне, а два других батальона прикрывали главную западную дорогу. 13-й полк прикрывал восточную дорогу двумя батальонами, имея 1-й батальон в резерве на западной дороге.
Днем красные уже подошли по обеим дорогам и перешли в наступление, но были отбиты. В это же время эскадроны, бывшие на левом берегу Белой к северо-западу от 2-го батальона прикамцев, вошли в соприкосновение с наступающим противником и отошли ко 2-му батальону, имея несколько отличных стычек с красными; особенно отличился прапорщик Березенич, впоследствии награжденный Георгиевским оружием.
Начиная с этого дня, красные ежедневно нас атаковали, иногда врывались в деревни, занятые нами, но начальник боевого участка капитан Карпов всегда умело ликвидировал неудачи. Особенно тяжелые бои были весь день 18 декабря: по-видимому, красным было приказано продвинуться во что бы то ни стало. Один момент был таков, что прорвавшиеся красные атаковали мой резерв, но были отброшены. За эти бои на фронтальном участке было взято пять пулеметов и около 200 человек пленных. 2-й батальон прикамцев вел бои ежедневно, но благодаря отличной позиции на правом берегу реки Белой всегда удерживал позицию, но раз вздумал перейти в контратаку и потерял пушку Маклена.
Потери за эти 10-дневные бои выразились в 1000 человек убитыми, ранеными, обмороженными и попавшими в плен. Но позиция была удержана до конца, и отошли только, кажется, 23 декабря по приказанию свыше, и уже не на юг, а резко на восток, на деревню Ивановку. Уфа была наконец сдана, и задачей Каппеля было – как-либо вырваться из боя и отойти от красных.
Моим частям необходимо было дать отдых, дать возможность оправиться после понесенных потерь, но я знал, что за мной в тылу ничего нет, и поэтому решил оттягивать полки по очереди в тыл (мой резерв), изматывая очередной полк. Сперва оттянул уфимцев, понесших потери около 650 человек. Прикамцы обещали, что будут биться за двоих, а дадут отдохнуть уфимцам. Взаимная выручка, дружба между полками никогда не омрачалась.
Общее положение отряда становилось плачевным и внушающим большие опасения. Уже не говоря про потери, которые были и без боев – обмороженными; вновь больше половины людей были без валенок – частью сожгли у костров, частью износили, частью забрали в госпитали, откуда почему-то всегда возвращались без валенок, в ботинках. С полушубками было тоже плохо. На просьбы в тыл отвечали – обращайтесь в свои дивизии, но мы даже не знали, существуют ли таковые, – связи абсолютно никакой. Поступлений никаких, а нужды все больше и больше.
Прикамский полк не смог долго продержаться и, отходя, перекатился за уфимцев, так мы и откатывались до села Красный Яр (штаб) на реке Уфимке. Позицию занимал на запад в деревне Нежино Прикамский полк, а Уфимский полк занимал деревню к югу от Красного Яра одним батальоном.
Ночью я проснулся от шума на улице села, приказал узнать, в чем дело. Мне было доложено, что обоз 1-го разряда Прикамского полка, а частью отдельные офицеры и солдаты бегут из Нежина, говоря, что последнее занято красными и весь полк погиб. Бросился к телефону. Прошу к телефону командира полка и заставляю его рассказывать мне интимности его жизни для проверки. Отвечает и невероятно хохочет. Наконец он рассказывает следующее: штаб мирно заснул, когда один ординарец спросонья сказал: «красные». Немедленно все повскакивали, один прапорщик штаба выскочил в другую комнату за перегородку, по дороге свалив железную печь, из которой посыпались угли и пепел. Шум, гам, кто-то потушил свечи; наконец, стали потихоньку выбегать во двор, затем и к воротам. Полная тишина. По улице идет врач полка Ермолин, весело посвистывая. Обращаются к нему: «Где красные?» – «Не мое дело знать, где они!» В это время из резерва, куда послали дать знать, что штаб захвачен красными, бегом летит рота, которую чуть не приняли за неприятеля. Хорошо, что паника не распространилась на передовые части. Пришлось бегунов возвратить обратно.