Над головами в смутном сентябрьском небе курлыкали перелетные птицы, наводя на одних горькие думы о только что покинутых гнездах, у других же вызывая надежды на лучшее, в этой притаившейся где-то впереди неизвестности – куда они, шаг за шагом, день за днем, все дальше и дальше уходили от родной реки…
В мою задачу не входит описание спора за власть между Уфимской директорией и Сибирским правительством и затем вступление в единоличную власть Верховного Правителя адмирала Колчака, бывшего до этого времени министром Сибирского правительства.
Роль чехов и отношение их к этим событиям вкратце такова. Попытка «учредиловцев» утвердить свою власть чешскими штыками не удалась. Чехи поддерживали их открыто до тех пор, пока было возможно. Возможность эта прекратилась по той простой причине, что некого стало поддерживать, ибо твердая власть оказалась в руках не-социалистов. Товарищи эсеры побежали было жаловаться чехам, но русская национальная власть оказалась выше возможности поставить ей какие-либо ультиматумы. Власть эта тотчас же принялась за укрепление русской военной силы, не переставая в то же время считать чешских легионеров своими союзниками. Чехи объявили, что вопрос власти их не касается и что они не вмешиваются во внутренние русские дела. Что иного оставалось сказать после того, как вмешательство, и очень даже серьезное, потерпело неудачу? Отсюда начинается второй, прозаический период пребывания чехословаков в Сибири. Они сильно рассердились на «реакционного адмирала» Колчака и так и не могли простить ему его самого до тех пор, пока не выдали его большевикам. В дальнейшем мы увидим, в каком тесном единении с чехословацкими легионерами проходила вся борьба эсеров с властью адмирала Колчака и чем борьба эта закончилась.
На фронте у чехословацких легионеров давно прошел пыл дальнейшей борьбы с большевиками, после того когда они встретились лицом к лицу с регулярной Красной армией (под Бузулуком) и понесли большие потери. Это начало развала Чехословацкого войска в России отмечено трагическим самоубийством начальника Чехословацкой дивизии полковника Швеца. Он застрелился после отказа своих войск выполнять боевые приказы против Красной армии.
Я помню похороны полковника Швеца в Челябинске. Торжественно, грустно и стыдно было чего-то, тогда еще не совсем понятного. Этот одинокий выстрел прозвучал как грозное предостережение чехословацким войскам, – любимый начальник предпочел одинокую смерть, чем жизнь без воинской чести. Быть может, он думал, что его поступок заставит образумиться покатившееся назад Чехословацкое войско. Но Швец ошибся. Легионеры похоронили его с музыкой, с речами, с биением себя в грудь и продолжали уходить в тыл.
Это новое положение чехословацких легионеров русскими понималось как временное – отдохнуть идут, устали, все лето были в напряжении. Не остыли еще благодарные сердца, еще перед глазами было их победное выступление. Никому и в голову не приходило, что чехи окончательно бросают фронт и более туда не вернутся. Разве могут герои сидеть в тылу? Одна мысль об этом была бы тогда оскорбительна. Ведь недавно еще не было разделения среди наших военных, – чех ли, русский ли – все равно. Чехи – это мы. Не считались ни жертвами, ни подвигами; население занятых городов одинаково осыпало цветами и подарками русских и чехов – наши пришли.
До этого мы были – одно. Один порыв, одно стремление, одна могучая волна взмыла нас и несла, прокатилась победно по всей Сибири до Волги. Наши тайные офицерские и казачьи организации, без которых немыслим был бы успех выступления чехов, оставаясь в тени, помогали закрепляться чешской тонкой нити на Великой Сибирской магистрали. Не считались рангами и чинами – наши многоопытные боевые офицеры подчинялись чешским, часто безграмотным и глубоко штатским начальникам. Словом, в то время никто не считал чехов иностранцами, к ним относились с беззаветной любовью и доверчивостью, как к своим собственным детям и братьям, на всем пространстве Сибири.
И вот новое положение – отстранение чехами себя в иностранцы. «Невмешательство» в русские дела долго не могло вместиться в русские головы. Благодаря этому много было совершено ошибок, слишком болезненно потом переживалось разочарование, больно отразился братский удар в размякшее русское сердце.
Теперь издалека, через опыт и спокойное изучение вопроса, видим, что прозаически и без всякой волнующей славянской романтики дело произошло вот как: «Прошли легкие победы, триумфальные захваты пустых городов», веселый разгон неорганизованных доморощенных красных шаек. Победа эта досталась необыкновенно быстро, легко, «играючи», ибо у большевиков во всей Сибири не было тогда никаких регулярных войск. Импровизированные «красногвардейцы» с винтовками на веревочках, наскоро собранные толпы рабочих – это не армия.