Как теперь отнесутся к нам бывшие союзники? Во что теперь выльется их призыв к русскому народу? Вот вопросы, которые вставали перед нами. Понятно, все, что обещалось, будет выполнено; несомненно, останутся прежние отношения к вам, как к нашим близким союзникам, – так отвечали англичане. Но то, что пришлось видеть с первых шагов во Владивостоке, било не по самолюбию даже, а по самой примитивной чести. Каждый иностранец чувствовал себя господином, барином, третируя русских, проявляя страшное высокомерие. Было впечатление, что теперь, когда долгая война окончилась, им совсем не до нас; что они делают величайшее одолжение, приехав сюда, оставаясь здесь.
Надо отдать справедливость, что лучше всех относились японцы; их офицеры и солдаты проявляли самую большую, почти полную корректность; чувствовалось даже искреннее, чуткое и дружеское понимание нашего несчастия и временного характера его. Хуже всех было отношение домашних, так сказать, интервентов, войск, сформированных из наших бывших военнопленных. Лучшие здания в городе, все вагоны, места в поездах отдавались иностранцам; наши соотечественники как бы согнули спину и тащили на себе их, ожидая спасения. Ведь была обещана помощь, призывали к совместной войне с немцами и большевиками. Немцы выбыли из строя врагов, в Версале собралась мирная конференция, но другой-то враг, большевики, остались. И русские люди ждали от интервентов помощи, верили в нее.
В первой половине ноября прибыл во Владивосток со своим штабом французский генерал Жанен. Ступил он на Русскую землю, приветствуемый как избавитель, как заранее признанный герой. На приветственные речи Жанен отвечал определенно и довольно ясно, обещая поддержку, самую активную, выражая веру в успех общего дела. Сюда же прибыл французский батальон, что-то около взвода их колониальных цветных войск, да одна батарея. И вслед за английскими батальонами французы двинулись по железной дороге на запад, к нашим боевым линиям.
Когда генерал Нокс объезжал фронт, его повсюду встречали не только дружественно, но торжественно. Выставлялись почетные караулы, оркестр играл английский гимн, предоставлялось все лучшее, что только было у самих. На его слова о помощи заранее благодарили, почти везде просили прислать хоть взвод английских солдат – необходимо было показать нашим солдатам и офицерам, что давние обещания союзников о помощи – не одни слова. Атаман Дутов в тяжелые дни Оренбурга прислал телеграмму ему в Омск: дайте мне одну роту французских или английских войск, и я отстою Оренбург, а то казаки уже не верят словам о помощи союзников. В ответ мы слышали, что помощь будет, но не сейчас, что надобно подождать, не все еще готово; войска еще в пути. Мы ждали и верили.
В это время в Омске разыгрывались центральные события, имевшие важное влияние на весь дальнейший ход борьбы. Адмирал Колчак, как военный министр, объехал фронт, посетил войсковых начальников и убедился, что организация армии и ее снабжение поставлены в условия совершенно неудовлетворительные; не было ни общего плана, ни согласованной работы, не было надежды при существующем порядке наладить интендантство. Кроме этого, А. В. Колчак получил уже лично теперь заверения от войсковых начальников, что дальше так идти не должно, что армия может сама сделать переворот, а это было бы гибельным для фронта; что в Директорию совершенно никто не верит, ждут замены ее единой властью и хотели бы видеть ее в лице адмирала. Вслед за тем выехал на фронт Верховный главнокомандующий, член Директории генерал Болдырев; и они разминулись – генерал Болдырев ехал в Уфу, а адмирал Колчак возвращался из Екатеринбурга в Омск.
А в новой столице в то же время шли совещания кабинета министров, на которых решалось, как следует произвести смену Директории; о том, что ее надо сменить, вопрос был уже решен, так как выяснилась не только совершенная бесполезность и бессильность этой власти, но и ее чрезмерный склон на сторону социалистов-революционеров, то есть той партии, которая ей же объявила войну и призвала к ней население. Ясно было, что при оставлении у власти Директории произойдет взрыв; вспыхнут восстания, которые не только погубят начатое успешно Сибирским правительством дело, но ввергнут страну в состояние анархии и еще худшего большевистского разгула, чем было до лета 1919 года.
Совет министров пришел к решению передать всю полноту власти адмиралу Колчаку как Верховному Правителю и Верховному главнокомандующему. Это было вечером 17 ноября, а в ночь на 18 ноября полковники Сибирского казачьего войска Волков{64} и Катанаев{65} со своими казаками окружили квартиры председателя и членов Директории и арестовали их. Так что, когда совет министров пришел к адмиралу Колчаку объявить о своем решении и просить взять на себя тяжкое бремя высшей власти, Директории фактически не существовало; она вся была арестована, а генерал Болдырев находился в Уфе.
64
Волков Вячеслав Иванович, р. в 1877 г. Офицер с 1896 г. Войсковой старшина 1-го Сибирского казачьего полка. В белых войсках Восточного фронта; в мае 1918 г. организатор восстания в Петропавловске, начальник военного района, в ноябре 1918 г. полковник, начальник 1-й Сибирской казачьей дивизии. Участник Омского переворота 18 ноября 1918 г., с 1 декабря 1918 г. командующий 4-м и 5-м корпусными районами (с 1 декабря 1918 г. по 24 января 1919 г. командующий Восточно-Сибирской отдельной армией), с 24 декабря 1918 г. по 17 февраля 1919 г. главный начальник Иркутского военного округа, с 10 января 1919 г. командующий войсками Средне-Сибирского военного округа, с 18 марта
1919 г. командир Сводного казачьего корпуса, 12–27 июня командир Уральской группы войск, с 20 июля 1919 г. командир Южной конной (с конца июля Конной), с 20 ноября 1919 г. Сибирской казачьей группы 2-й армии. Участник Сибирского Ледяного похода. Генерал-майор (с 19 ноября 1918 г.). Убит в январе (11 февраля?) 1920 г. у деревень Пацаны и Пашки юго-восточнее Иркутска под ст. Ангара.
65
Катанаев Аполлос Всеволодович, р. 2 сентября 1890 г. Из казаков Сибирского казачьего войска ст. Новорыбинской. Сибирский кадетский корпус (1908), Николаевское кавалерийское училище (1910). Подъесаул (с 1916 г.), помощник командира пешего стрелкового дивизиона Сибирской казачьей дивизии. В Добровольческой армии с 8 ноября 1918 г. по 22 марта 1918 г. В белых войсках Восточного фронта; с 10 апреля по 2 июня 1918 г. в тайной организации в Сибири, 16 июня 1918 г. назначен во 2-й Сибирский казачий полк, с 1 июля 1918 г. командир 1-го Сибирского казачьего полка, с 21 сентября 1918 г. есаул, с 22 сентября 1918 г. войсковой старшина, с января 1919 г. командир бригады Сибирской казачьей дивизии. Участник Омского переворота 18 ноября 1918 г. Участник Сибирского Ледяного похода, в январе 1920 г. начальник 4-й Сибирской казачьей дивизии, с марта 1920 г. некоторое время командир Сибирского казачьего полка, с весны 1921 г. командир Сибирского казачьего полка, с лета – Сибирского казачьего дивизиона. Полковник (с 19 ноября 1919 г.). Убит в 1930 г. на ст. Пограничная.