- Благодарность и слава Технеции за кров и жизнь...
Остальное же все показалось Милову как бы уже виденным давно и не раз. Точно в такой же комнатке жила бы одинокая представительница людского, а не технетского рода: в небольшой, тесно уставленной всякими необходимыми в быту вещами, достаточно темной (снаружи перед окном первого этажа узкая полоса земли была засажена разросшимися кустами, посаженными, надо думать, еще прежними жителями), но по-своему уютной; впрочем, Милову сейчас наверняка показались бы уютными любые четыре стены, в которых можно было укрыться от возможного наблюдения и хоть немного перевести дыхание. Повинуясь жесту хозяйки, он протиснулся между диваном и шкафом и с удовольствием уселся на стул возле небольшого стола, на котором, к некоторому своему удивлению, Милов увидел телефон и механически запомнил написанный в рамочке номер. Больше ничего интересного не было. Милов расслабился и почувствовал, что изрядно устал и ничего не имел бы против и более серьезного отдыха. А перед таким отдыхом - и это Милов тоже ощутил весьма недвусмысленно - он не отказался бы и от предложения съесть что-нибудь, и чем больше, тем лучше.
Однако такого предложения не последовало. Похоже, что, приведя нового знакомца к себе и усадив на стул, хозяйка комнаты сочла свою миссию выполненной и долг погашенным и потому перестала обращать на него вообще какое бы то ни было внимание. Правда, и сама она не стала ни есть, ни пить (возможно, технетам и не полагалось держать дома съестное); действуя так, словно кроме нее в комнате никого не было, она сняла куртку, а затем и джинсы, в которых была на улице (при этом Милов скромно потупил взор, однако техналь даже и не покосилась в его сторону, так что при желании он мог глазеть на нее сколько угодно), и накинула домашний халатик точно так же, как это сделала бы обычная женщина. Потом села в углу дивана, откинулась на спинку и закрыла глаза. Похоже было, что отключилась. Возможно, технеты были снабжены специальным устройством, позволявшим им выключаться, когда никаких действий не требовалось, - просто ради экономии энергии. Это было целесообразно, и Милов на миг пожалел, что люди - и он в том числе - подобным механизмом не обладают и вынуждены расходовать энергию даже во сне.
Улочка, на которой стоял этот старый трехэтажный дом с первым каменным, а остальными - бревенчатыми этажами, с обширным двором, по периметру которого теснились то ли сараи, то ли гаражи, в далеком прошлом являвшиеся, похоже, конюшнями, - улочка была глухой, и когда оба находившихся в комнатке существа устроились на своих местах и перестали производить какой-либо шум, их окружила глубочайшая тишина, в которой, если вслушаться, наверняка можно было бы уловить, как шуршит, утекая безвозвратно, время и еще - как подкрадывается сон. "Сон идет на мягких лапах..." - вспомнил Милов стихи времен своего детства и ненадолго увидел себя ребенком в московском переулке, около дома, в котором тогда жил, себя в толстой шубейке и круглой меховой шапке, с лопаткой для снега в руке; длинная машина "линкольн" остановилась напротив дома и громко сказала: "Олулэ" - так воспринимал он звуки ее клаксона в то время... Сигнал повторился - Милов встрепенулся, сон отпрыгнул в сторону, как напуганный зверек, унося с собой и переулок, и мальчика с лопаткой. Сигнал был наяву. Милов шарил рукой в поисках пистолета, потом сообразил, что пистолета у него нет, оружие осталось далеко. Просигналившая машина, судя по утихавшему звуку, проехала мимо, никакой опасности не возникло, если не считать угрозы умереть с голоду, как подумал он, внутренне невесело усмехнувшись и уже окончательно просыпаясь.
Звук проехавшей мимо машины разбудил не только его; техналь тоже открыла глаза, посмотрела на него - сперва недоуменно и со страхом, через мгновение - осмысленно, узнавая и вспомнив. Хозяйка выглядела совершенно так, как любая только что проснувшаяся женщина, и Милов улыбнулся ей точно так же, как улыбнулся бы женщине.
- Слушай, - сказал он. - Как тебя называть? Я так и не знаю...
Она тоже улыбнулась - медленно, едва ли не со скрипом.
- А тебя?
- Даниил.
- По-моему, никогда не слышала такого имени.
- Оно редкое в наше время. Ну, а ты - кто?
- Леста.
- Красивое имя, - похвалил он. - Я его тоже никогда не слышал.
- Оно чисто технетское, по-моему. У нас много новых имен. Нам находят красивые и редкие.
"Значит, у технетов с именами примерно так же, как у людей, заключил Милов про себя. - Прямо какая-то мания подражательства. Хотя официально у них только номера - внешний и второй, несменяемый, которым я, кстати сказать, еще не успел обзавестись".
- Слушай, Леста... Ты не проголодалась?
- Я не... Что ты имеешь в виду?
- Есть не хочешь?
Она бросила взгляд на часы - дешевый будильник.
- Время не наступило. Значит, не хочу.
- Да, - сказал он, - конечно. Я тоже не хочу. Просто так спросил.
Он мог бы добавить, что готов спрашивать обо всем что угодно - и ради получения полезной информации, и еще затем, чтобы не начала задавать вопросы она; ему сейчас было бы трудно удовлетворительно ответить на любой вопрос, до такой степени он оказался неподготовленным - и жаль, что только сейчас начал понимать это. Но отступления уже не было. Хотя спрашивать было не менее опасно, чем отвечать: с каждым вопросом он, похоже, все больше демаскировал себя, приближал к тому самому провалу, которого боялся. Самым разумным сейчас было бы - молчать, но ему отчего-то казалось, что он должен что-то делать, чем-то заполнить пустоту, возникавшую в безмолвии.
- Может быть, вам на самом деле нужна какая-то помощь? - Милову показалось, что он нашел достаточно безопасную тему. - Если что-то в моих силах...
Техналь взглянула на него с удивлением:
- Отчего ты так решил? Я совершенно исправна, я же сказала.
- Да, но там, на улице... Да и здесь - ты сразу задремала.
Она посмотрела на него, и в глазах ее мелькнуло какое-то странное (подумалось ему) выражение.
- Я задремала?
- Ну, возможно, ты сама не заметила этого...
- Может быть, - неожиданно легко согласилась она. - И ты тоже задремал, правда ведь?
- И я тоже, - подтвердил он. - Я немного... ну, почувствовал недостаток энергии. Слишком давно не пополнял ее запас.
- Понимаю... - протянула она таким тоном, который, похоже, свидетельствовал как раз о противоположном. - И у меня то же самое. Был энергетический перебой - там, на улице.
- У тебя тяжелая работа?
Она подумала, прежде чем ответить:
- Скорее нервная. Я недавно вернулась с производства. Из круга.
- С производства - чего? - Вопрос вырвался непроизвольно, и Милов слишком поздно сообразил, что задавать его, вернее всего, не следовало.
- У тебя, похоже, не только с энергетикой плохо, - озабоченно проговорила Леста. - Ты что, стал уже забывать самые простые вещи? Просто у меня пришло время превенции.
Милов заставил себя улыбнуться:
- Ты не говори об этом никому - о том, что у меня такие перебои с памятью, ладно? После паузы она кивнула:
- Не скажу. Ты ведь помог мне - и может быть, как раз потому, что у тебя какие-то системы не в порядке. Если бы с тобой все было нормально, ты наверняка прошел бы мимо - как все остальные.
- Да, - согласился он. - Может быть. Но, знаешь, я вспоминаю понемногу. Конечно, производство - очень тяжелая работа.
Леста неожиданно улыбнулась, как если бы Милов сказал что-то очень смешное, но тут же снова стала серьезной.
- Работа, конечно, тяжелая.
- Я мешаю тебе по-настоящему отдохнуть?
- Чем же? Ты ничего такого не делаешь.
- Ну, просто своим присутствием...
- Здесь достаточно места, чтобы дышали двое. Даже пятеро могли бы дышать в этой комнате. А сейчас давай помолчим. Наступили минуты поглощения информации.
- Да, конечно, - поспешно подтвердил он. Что-то как будто щелкнуло внутри аппарата на столике около дивана; Милову сперва показалось, что это приемник, потом он сообразил, что всего лишь динамик трансляционной сети. Принудиловка - как называлось это устройство в дни его детства.