– Шеф, я уважаю ваше увлечение философией, но не надо ревновать.
– Что?!!
– Прошу прощения. Я сказал лишнее.
Командующий итальянской миссией в Киеве облокотился о стол и провел ладонями по лицу, приговаривая:
– Я спокоен. Я совершенно спокоен…
Вытащил из шкафа бутылку рома.
– Давай, Скорцени, выпьем.
– Шеф, вы что?!! Я первый раз на рабочем месте вижу у вас в руке стакан!
– Ничего. Вот и увидел. Всё в жизни когда-то случается в первый раз. – Налил ром. Два полных стакана. – Давай, Скорцени. За философию!
– Шеф, мне очень приятно… Но служба… Я на работе… Имею ли я право? У меня большая ответственность…
– С Дубиной пьёшь?
– Пью. Но это по служебной необходимости.
– Сейчас то же самое.
Выпили.
– А теперь скажи, ты меня уважаешь?
– Шеф, я вас уважаю и как командира и как человека.
– Я рад, Скорцени. Ты тоже неплохой парень. В твои годы я был в сравнении с тобой – дворовой бандюга. Да, таким я был… Скорцени, давай напишем письмо Ликвидатору.
– А куда мы его отправим? Адреса отправителя в компьютере нет. Функция заметания следа.
– Очень просто: likvidator@likvoldator.ru.
– А почему ru?
– Да он же русский, неужели не понятно?
– Вы считаете? Я не уверен. Возможно, это серб. Или украинец. А может быть грек? Или киприот. Или белорус? Или еврей? Или молдаван?
– Во всяком случае, не цыган, и не негр. Отбросим политкорректность. Это раз. А во вторых, я не сомневаюсь, что Политбюро ядерную кнопку не доверит никому, кроме русского.
– А это почему же?
– Да потому, что работать так долго и не наделать глупостей может только русский. Генетическая устойчивость к внешним помехам. Столько лет прятаться от всех разведок мира может только человек без башни. У нормального она бы уже давно поехала. А когда её нет – нечему и ехать.
– А почему непьющий? – поинтересовался захмелевший Скорцени.
– Если пьющий, то тем более. Ты сам согласен с тезисом, что водка делу не помеха.
– Ой, шеф, я это просто так сказал!
– Но ты не ошибся. По крайней мере, в отношении русских и украинцев. Это всё одна братия. Только прикидываются москалями и хохлами. Это они так нас дезориентируют. Но я то знаю, что он нас просто дурачат.
– Зачем? – поинтересовался Скорцени.
– Исторически выработанное свойство национальной мимикрии. Морочат нам, европейцам, голову. А когда нужно, запрягают лошадей, и очень дружно тянут телегу в одну сторону. Израильтянам до них далеко. Да и арабам тоже. Ты должен знать – не хитёр тот, кого хитрым считают. Уяснил?
– Значит, хохлы прикидываются лохами?
– Ха, Скорцени, ты прогрессируешь. Конечно!!! Я живу здесь тридцать лет, а изучил эту братию, как домашнюю колоду карт. Достаточно этой темы, оставим славянский вопрос. Будем писать письмо?
– Шеф, я доверяю составление текста вам.
– Я его уже давно составил. Доживёшь до моих лет, поймёшь – всё надо делать заранее, иначе не успеешь на собственные похороны. И пускай эта ликвидаторская морда попробует ответить на мои вопросы! Пусть попытается дать комментарии к моему освещению теории дискретной длительности. Пусть даст своё объяснение понятию квантованности мышления!
– Шеф, вы всё же не забывайте, что философские диспуты в данный момент будут проходить под тиканье таймера Объекта.
– А мне плевать! Я из Киева никуда не уеду. И более того. Я прочитал его текст, его письмо, и понял – он тоже никуда не уедет. Ликвидатор понимает, что после взрыва Киева его жизнь потеряет смысл. Жить без смысла философ-боец не сможет. А он такой и есть. Я прочувствовал это сквозь текст.
– А бомба в Лондоне?
– Скорцени, ты заработался. Это же мы с тобой её и выдумали. Нет, заряд заложен только в Киеве. Это историческая родина всех русских. Им наплевать на Лондон, Вашингтон, Париж, Рим, Пекин. Те города – просто цели. А вот Киев… Киев это более чем город. Киев это уже не материя, это душа.
– Шеф, что-то вы совсем впали в лирику.
– Скорцени, это не лирика. Это объективная реальность воспринимаемая субъективно. А поскольку субъективность первична, а объективность вторична, то ты должен меня понять. А я понимаю Ликвидатора. – Налил ещё рома.
– Может быть, остановимся, шеф?
– Нет, мы сегодня выпьем. С Дубиной пьёшь?
– Пью.
– Поехали в «Экспресс».
– Шеф, там без Дубины опасно.
– Что?!! Ты хочешь сказать, что меня можно испугать? Ха! Полковник, ты что? Я же генетический бандит. Ты разве не заметил? Вся моя родня живёт на Сицилии. Да я плевал на погоны! Да мне никто никогда не укажет, что мне делать! Тебе понятно?
– Да, шеф. Я всё понял.
– Очень рад. Давай.
Выпили.
– Мы едем в «Экспресс». Я хочу посмотреть на этот явочный ресторан.
– Ну, я вас предупредил. А письмо, шеф?
– Я только что отправил на likvidator@likvodator.ru. Куда ты смотришь?
Через десять минут два бронированных «Фиата» двинулись в сторону Подола. На лимузинах развивались маленькие флажки с текстом: «Контингент Италии в составе НАТО». Спустились по улице Смирнова-Ласточкина и вскоре подъехали к «пятаку», как его зовёт местный народ.
– Почему столько много бродяг? – спросил шеф.
– Это ещё мало. Бродяги – фирменный знак Подольского района. В Париже клошары, на Подоле – бродяги.
– В Риме бродяг нет.
– Есть. Они просто замаскировались под безработных, зарегистрировались на бирже труда. Получают пособие и бродят себе на эти деньги. Но, конечно, нашим бродягам гораздо легче найти выпить. Для местных, киевских, – это смысл существования.
– Неужели?
– Именно так.
– Хорошо, идём в «Экспресс». Охрану оставь у машин.
Зашли в «Экспресс», сели за столик и заказали водку. Итальянец с любопытством осматривал помещение и народ. Негромко сказал:
– Мне уже нравится эта воровская атмосфера. Я понимаю Дубину. Он, наверное, тоже генетический бандит.
– Он бывший полковник полиции.
– Да? Но бандиты и полиция всегда были и есть одного поля ягоды. Так что, как видишь, я угадал.
Принесли графин водки и две жареных курицы.
– О! Закуска по-итальянски, – сказал шеф и разлил водку. К столику подошел высокий худощавый мужчина с всклокоченной бородой и в тюбетейке. Представился:
– Аркадий. Можно просто Аркаша. Художник. Работаю с маслом тридцать лет. Мои натюрморты заполнили рынок США.
– А почему США? – поинтересовался шеф.
– Кхм… Там много лохов, врать не буду. А я шарю под Моне.
– А в Италию вы свои картины не отправляли? – поинтересовался предводитель итальянцев в Украине.
– Конечно, отправлял… На моих Моне стоит внизу мааленькая подпись: arcasha.
Скорцени поперхнулся.
– Что-что? Arcasha?
– Да, arcasha.
Скорцени посмотрел на начальника.
– Шеф, такую картину за пятнадцать тысяч евро мы зимой подарили английскому посольству. У них был юбилей. Вы помните?
– Конечно, помню. Там ещё груши на столе лежат, хлеба краюшка…
– И пустой треугольный стакан, – сказал Аркаша.
– Да, – удивлённо проговорил шеф. – И пустой треугольный стакан. Вы и в самом деле автор. Это надо же!
– Сколько, говорите, евро?
– Пятнадцать тысяч.
– Мда… Я получил пятьдесят.
– Выпьете с нами? – предложил шеф.
– Да, в общем-то, не откажусь, – ответил художник, присел за столик и бахнул сразу двести грамм. Закурил. Спросил:
– А вы, братья, откуда залетели на Подол?
– Да, собственно, из Рима, – ответил шеф. Скорцени молчал и осторожно оглядывался по сторонам.
– А, из Рима. Понятно. Как там Рим?
– Да пока ничего. Колизей стоит на месте.
– Был я у вас в молодости. Писал портрет одной дамы. Хороша дама, помню как сейчас. Жена одного вашего бандита. Он тогда работал премьер-министром. В то время у вас Красные бригады шорох наводили. Те ещё парни, почти как наши, подольские. – Задумчиво затянулся сигаретой.
– Да, было, было, – ностальгически поддакнул шеф. – В этом что-то есть. Хоть и красные, но – бригады. Ветераны Красных бригад до сих пор собираются и вспоминают прошлое. У них в Риме есть свой закрытый для посторонних клуб. Так и называется – «Красный бригадир».