Я подробно отчитался перед Центром о случившемся, сообщил, что Сергеев ближайшим пароходом выезжает в Союз. Через день в Токио поступил грозный окрик генерала Калугина, в то время он руководил службой KP в разведке (KP — контрразведка). Смысл этого грозного послания сводился к одной фразе: «Что это за демонстрацию вы устроили на месте встречи?» Ну раз генерал не смог правильно оценить обстановку на месте встречи, мне пришлось ему объяснить, и я ответил, что мне было бы сложнее доставать Сергеева из японской тюрьмы. После этого объяснения вопросов больше из Центра не поступало.
А обстановка вокруг Сергеева в Токио сгущалась. За его домом велось круглосуточное наблюдение. По нашей рекомендации Михаил не выезжал из дома, где находились его жена и маленький сын. Наконец наступил день прощания с Японией. Наши товарищи спокойно, без помех, доставили Сергеева и его семью на наш пароход, и все вздохнули облегченно.
Японцы также устроили «пышные» проводы нашего разведчика. Такого скопления машин наружного наблюдения и «товарищей в штатском» мы не наблюдали даже во время проводов более именитых гостей Японии. Михаил, естественно, очень нервничал в эти последние дни. Мы все старались поддержать его морально, при нем постоянно находились наши люди. Он навсегда покинул японскую землю, сделав все, что мог, для нашего ведомства. Словом, в нашей жизни бывают и печальные проводы.
Сергеев еще долго работал на пользу Отечеству, а потом ушел на пенсию. Я знаю, что он с теплотой вспоминал годы, проведенные в Японии.
А жизнь и работа резидентуры продолжались, продолжались и наши неприятности. Внезапно на наши головы, на японский остров Хоккайдо сел МИГ-25 «С». Этого нам только, как говорится, не хватало для остроты ощущений. А дело было так.
Начинался обычный рабочий день в посольстве СССР в Японии. Ничто не предвещало неприятностей, потрясений, чего-то необычного. Я пришел на работу несколько раньше, взял местные газеты и поднялся в свой кабинет.
И вдруг как гром среди ясного неба сообщение по радио: на остров Хоккайдо, в районе Хакодате, сел советский МИГ-25, суперсовременный в то время боевой истребитель. Летчик стоит возле самолета и, угрожая пистолетом, никого к машине не подпускает.
Первая мысль, пришедшая в голову, — что-то случилось с техникой. Машина вышла из повиновения, и пилот был вынужден посадить самолет на чужой территории. Иначе зачем же ему угрожать японцам оружием, не подпускать к самолету. Надо как-то срочно связаться с летчиком, оказать ему помощь и думать, как спасать секретную боевую технику. Одновременно с этим следует срочно проинформировать Москву о случившемся, предложить первичный план действий.
У читателя может возникнуть вполне естественный вопрос: почему это именно я, разведчик, был всем этим озабочен? Дело в том, что я тогда был заместителем резидента КГБ в Японии и в числе прочего в мои обязанности входило обеспечение безопасности резидентуры и всех советских граждан в Японии. Под моим руководством работал офицер безопасности, официальный сотрудник посольства, обеспечивавший связь с местной полицией. Японская администрация была надлежащим образом извещена, что он является сотрудником КГБ, отвечающим за безопасность посольства и советских граждан. Следует заметить, что подобные должности есть практически во всех посольствах любой страны.
Итак, все необходимое в таких случаях было сделано: срочно проинформировали Москву, и наши представители готовились к поездке на Хоккайдо. Дело несколько осложнялось тем, что в Японии существуют ограничения на передвижение советских людей по территории страны, и, чтобы куда-нибудь поехать, требуется испросить соответствующее разрешение у японского МИДа. Проще в этом смысле было нашим журналистам, бизнесменам.