Борис Акунин
Восток и Запад
* * *
Хаджи Муратов спустился с гор, чтобы немножко повоевать. Его мюридам стало скучно отсиживаться в мрачных ущельях, а еще нужно было отомстить неверным за великого Имама, коварно убитого прилетевшей из неба ракетой.
Ехали на грузовиках по гладкому шоссе. Время от времени попадались заставы, но, слава Аллаху, русские падки на бакшиш, а серебра у Муратова было много. Он уже начал думать, что сможет доехать по широкой равнине до самого главного города гяуров, который, если верить телевизору, сиял разноцветными огнями и совсем не знал, что такое война. Но на рассвете, у въезда в большой поселок, названия которого наиб не запомнил, удача от него отвернулась. На горе поселку начальник кордона оказался очень честным, а может быть, очень глупым. Он не взял денег и стал стрелять.
Нукеры убили упрямого офицера и его людей, но после этого ехать дальше стало нельзя. Воины рассыпались по сонным улицам, для острастки постреливая по окнам домов, а со всех сторон уже стекались солдаты и казаки.
Пускай здесь, решил Хаджи, это место не хуже всякого другого. И пожалел только, что не запомнил, как называется селение, где ему суждено встретиться с Аллахом.
Посреди поселка был большой белый дом с толстыми стенами, окруженный высокой оградой. В таком можно долго обороняться.
Люди Муратова вбежали в вестибюль, расположились у окон, высунули наружу стволы автоматов и начали стрелять. Однако гяуры на огонь вдруг отвечать перестали, хотя на улицах становилось все больше бронетранспортеров, а в небе гудели боевые вертолеты.
Потом к наибу подошел Курбан и сказал:
– Плохо, Хаджи. Они не стреляют, потому что это больница.
Получив известие о том, что чеченские абреки захватили больницу, где находятся сотни мирных обывателей, премьер-министр Виктор Степанович Лорис-Меликов обернулся к образам и перекрестился. Настал час, которого он со страхом ждал с того самого дня, когда решил ступить на поприще общественного служения. Он знал, что рано или поздно судьба поставит его перед выбором, который на самом деле выбором не является. Виктор Степанович всегда говорил, что человек, посвятивший свою жизнь народу, перестает принадлежать себе. Теперь настало время, когда эти слова придется подтвердить делом.
– Подготовить мой самолет, – сказал он помощнику. – Я вылетаю.
Помощник напомнил:
– Вас просила позвонить Ариадна Аркадьевна.
– Да-да, после, – кивнул Лорис-Меликов и пообещал себе, что о жене пока думать не будет – сейчас требовалась непреклонная твердость.
Мюриды почтительно наблюдали, как Хаджи, опустившись на колени подле стенгазеты «Наша забота – здоровье трудящихся», молится Всевышнему.
Вразуми, научи, – шептал Муратов, прижавшись лбом к холодному линолеуму. Как поступить? Нельзя, чтобы пострадали невинные.
Больницу обложили со всех сторон. Мюриды попытались было выпустить через служебный вход хотя бы рожениц, но стоило двери чуть приоткрыться, как с площади, не разбирая, ударили из крупнокалиберного пулемета – одну женщину убили и двух ранили.
Как вывести отсюда больных и врачей, чтобы не путались под ногами и не мешали воевать? Ведь Пророк сказал: «Да не будут твоими врагами малые и слабые».
Аллах не давал ответа. Видно, Сам не знал, как тут быть.
Аэропорт «Минводы» остался позади. Министерский кортеж на сумасшедшей скорости несся мимо пыльных станиц.
Лорис-Меликов еще раз спросил себя, уже безо всякой надежды: быть может, существует какой-нибудь иной выход?
Нет, иного выхода не было.
Разумеется, идти на поводу у разбойников нельзя. Довольно один раз уступить – и начнется целая вакханалия похищений и захватов заложников. Каждая жизнь, выкупленная сегодня, завтра и послезавтра отольется сотнями и тысячами смертей. Нет-нет, тысячу раз правы израильтяне: никаких уступок, никаких сделок, никакого торга. Заплатить кровавую цену один раз, чтобы не пришлось платить вновь и вновь. Он, Лорис-Меликов, властью, данной ему Богом и государем, берет ответственность на себя.