У меня мороз пробежал по коже. Первый раз за все это время я испугалась. Казалось, целую вечность на меня смотрели свирепые и печальные черные глаза. Наконец медведь опустил голову, постоял немного, потом развернулся и ушел.
Мои щеки пылали, сердце бешено колотилось. Я подошла к двери и захлопнула ее. Заметила, что руки дрожат.
Я быстро сняла обновку и надела старую одежду. Рядом с сияющей жемчужной тканью мое старое шерстяное платьишко смотрелось особенно убого. Вместо того чтобы тратить время на ненужные бальные платья, мне следовало бы сшить себе новую повседневную одежду.
«Хватит сказочных платьев», – сказала я себе твердо. Но лицо продолжало гореть, и я не знала почему.
Белый медведь
Сияние.
Тяжело дышать.
Сердце вот-вот разорвется.
Луна сквозь дверь.
А в ее свете…
Надежда.
Недди
Когда отец вернулся из поездки, он рассказал про свои поиски и про мелькнувший лучик надежды. Нелепо было доверять пьяным бредням, но мы оба ухватились за них.
Тем временем удача повернулась к нам лицом. «Маршрутные карты» оказались даже более успешным и выгодным делом, чем рассчитывал Сорен. Спрос на них рос, требовались все новые маршруты. Мы с братом и сестрой взялись помогать отцу делать новые карты на основе планов, которые он привозил из поездок. Папа руководил нами и проверял, а потом снова уезжал. Я разрывался между этой работой и ведением хозяйства на ферме, времени на чтение книг почти не оставалось.
Я заметил, что в папино отсутствие мама стала еще более суеверной. Еще мы все заметили, что мама подружилась с вдовой Озиг. Неприятная старуха зачастила к нам, как только почувствовала, что дела у нас пошли на лад. Сначала нас удивляла эта дружба, но потом мы обнаружили, что вдова не менее суеверна, чем наша мама. Роуз как-то говорила мне об этом, но тогда я не обратил внимания. К тому же мама нашла траву, которая облегчала ревматизм вдовы, что их немало сблизило.
Однажды я подслушал их разговор об амулете, который носят на лодыжке и который должен привести к тому, что было потеряно. Мне показалось, что вдова прошептала имя Роуз, но мама покачала головой, покосившись на меня. Я понял, насколько мама доверилась вдове, и мне стало неприятно от этой мысли.
Отец вернулся из далекой поездки, но в этот раз не привез никаких новостей. Он казался очень уставшим. Вскоре я услышал, как они с мамой ссорятся. Она заставляла его взять с собой амулет, когда он поедет в следующее путешествие. Отец, судя по голосу, с трудом сдерживал ярость.
– Мне не нужны твои амулеты, Ольда. Из-за этих суеверий мы потеряли дочь, так что хватит с меня!
И он ушел.
Я сперва хотел броситься к маме и утешить ее. Она стояла грустная и растерянная. Но потом я увидел, как она пожала плечами и на лице появилось спокойное выражение. Тогда я повернулся и тоже ушел.
К тому времени у нас появились деньги, чтобы получше обустроить ферму и кое-что прикупить. Одной из первых покупок стал станок вдовы Озиг – тот, что мы починили. Хотя мне казалось, что вдова могла бы подарить его нам. Ведь если бы не мы, он стоял бы и гнил до сих пор в кладовке вдовы. Но, несмотря на дружбу с мамой, старуха оставалась такой же жадной, как и всегда. Мама намыла и отполировала станок и поставила его на почетное место в нашей гостиной, где он ждал возвращения Роуз.
Вдова взяла привычку сопровождать маму в поездках по магазинам. Больше всего времени они проводили в лавке Сикрама Ралатта, бродячего торговца, который недавно осел в Андальсинах. Он продавал различные снадобья и травяные настои, а также всевозможные амулеты и талисманы. Папа много путешествовал и работал в своей мастерской, поэтому обращал мало внимания на то, что делала мама. Но я-то видел и беспокоился.
Роуз
Я принялась за платье из простой серой шерсти. Грубая нить под пальцами успокоила меня. Я повесила золотое, серебряное и лунное платья в большой шкаф в моей комнате рядом с остальными вещами. Каждый вечер перед сном я рассматривала их и каждый раз приходила в смущение. Я все время напоминала себе, что сделала их для продажи, но сама же себе не верила.
Однажды вечером я поняла, что больше не могу на них смотреть, и решила запаковать платья, чтобы взять с собой, если… нет, когда я уйду отсюда. Ничего другого из замка я не собиралась брать, а платья почему-то, не раздумывая, считала своими. Я ведь сделала их сама, а нитки… Ну это была небольшая компенсация за мою потерянную свободу.
Я положила серебряное платье на кровать и начала складывать его. Оно было немаленькое, юбки доставали до пола. В мой вещевой мешок оно не поместилось бы. Но тут случилось кое-что удивительное. Тончайшая ткань сжалась и с каждым моим движением становилась все меньше. Я продолжала складывать платье, дивясь странному свойству ткани, и наконец оно уместилось у меня на ладони. Я недоверчиво уставилась на крошечный серебряный сверток.
Потом я заволновалась, что с платьем что-то случилось, что оно рассыпалось и его невозможно будет надеть, и принялась разворачивать его. И что же я увидела? Платье снова было большое, красивое и совсем не мятое. Тогда я опять его сложила и проделала то же самое с золотым и лунным платьями.
Я разложила три свертка на кровати и решила проверить, влезут ли они в кожаный кошелек, который сделал Недди. У меня не было денег, поэтому я держала в нем швейные иголки, булавки и несколько катушек с нитками.
Я вытащила его из мешка и вытряхнула из него набор для шитья. Платья разместились в кошельке, как будто он был предназначен именно для них. Я положила кошелек обратно в мешок, который закинула в шкаф.
Серое платье я закончила быстро, хотя работать над ним было скучнее, чем над тремя предыдущими платьями. Потом я сделала толстые шерстяные чулки, варежки, шапку и шарф – из той же серой шерсти. Это было похоже на возвращение к черствому хлебу с водой после шампанского и пирожных со сливками. Может, конечно, эта одежда и впрямь была скучной, но работа принесла мне пользу, и я осталась ею довольна.