По моим расчетам, женщина разжигала огонь в очагах комнат, которыми я чаще всего пользуюсь: в столовой, в моей спальне, в импровизированной прачечной и в комнате со станком. Пока она занималась огнем, карлик должен был проверить, пользовалась ли я другими каминами накануне. Если пользовалась, что случалось крайне редко, то ему нужно было снова развести там огонь.
И вот как-то раз я взяла свечку и развела огонь в маленькой комнатке на втором этаже – самой далекой от кухни и других комнат, где работала женщина. Это была библиотека, хотя книг здесь было меньше, чем в большой библиотеке на первом этаже.
На следующее утро я встала пораньше и спряталась в маленькой комнатке. Я видела, как карлик вошел и оглядел камин, в котором осталась зола и обгорелые лучины для растопки. Он зажег в комнате лампы и вышел, а я уселась с книжкой в большое удобное кресло. Вскоре человечек вернулся. С порога он увидел, что я сижу с книгой, и попятился, но я вскочила и с приветливой улыбкой сделала ему знак войти. Он бросил осторожный взгляд в коридор и медленно вошел со связкой дров и лучиной в руках.
– Привет! – сказала я радостно. Он уставился на меня.
Тогда я сказала:
– Роуз, – и ткнула в себя пальцем. Он молча смотрел.
Я повторила снова:
– Роуз.
Что-то сверкнуло в его глазах.
– Туки, – сказал он и показал на себя.
Я не поняла, что значит «Туки» – его имя или национальность, но с радостью кивнула и указала на него пальцем:
– Туки.
К моему удовольствию, он ответил мне:
– Роуз, – и показал пальцем на меня.
Я с воодушевлением хлопнула в ладоши. Потом показала на книгу, которая была у меня в руках.
– Книга.
Он удивился, потом ткнул в книгу и сказал:
– Kirja.[13]
Так на его языке, видимо, обозначалась книга.
После этого он положил дрова, которые принес, и прошелся по комнате, указывая на предметы и называя их. Казалось, ему очень нравится это занятие, как будто это была веселая игра. Я подумала, что, несмотря на то, что его черты напоминают взрослого человека, на самом деле он мог оказаться ребенком.
Добравшись до камина, он внезапно вспомнил, зачем пришел, и быстро принес дрова с порога. Пока он возился с ними, я сидела в кресле и наблюдала за его работой. Когда все было готово, Туки вопросительно взглянул на меня.
Я кивнула, и в камине тут же заполыхал огонь. Я не видела у него ни огнива, ни свечи. Наверное, он наколдовал огонь.
Я показала на пламя, облизывающее поленья, и сказала:
– Огонь.
Он посмотрел на меня, усмехнулся и ответил:
– Palo[14]. – И вышел из комнаты.
– Пока, Туки, – крикнула я ему.
Я была довольна. Все началось очень хорошо.
Одной из моих любимых комнат в замке был музыкальный зал, хотя я не умела играть ни на одном инструменте. Иногда я садилась за рояль и нажимала на клавиши из слоновой кости, но извлечь из инструмента мелодию мне не удавалось.
Больше всего мне нравились флейты и рекордеры[15], особенно флейта в коробке синего бархата. Она была такая красивая, что мне даже дотрагиваться до нее было страшно. Но однажды я набралась смелости и вытащила ее из футляра. Поднесла флейту к губам и дунула. Раздался громкий звук, испугавший меня настолько, что я чуть не выронила инструмент. Но я сдержалась и попробовала еще раз. Когда затихла вторая нота, в комнату вошел белый медведь. Я с трудом подавила желание спрятать флейту за спину – так часто ведут себя дети, которых застали за тем, что они трогают вещи взрослых. Медведь подошел ближе, и я увидела боль в его глазах. Он лег на коврик у моих ног и выжидающе уставился на меня.
– Я не умею играть, – смутилась я.
– Играй, – сказал он.
– Я не умею.
Но он смотрел на меня с такой мольбой в глазах, что я решила попробовать.
Флейта звучала чисто и красиво, но я выдувала из нее что-то ужасное: как будто две птицы перекрикивали друг друга.
Медведь закрыл глаза и, прижав уши, помотал головой.
– Ну, я же тебя предупреждала…
Потом он встал и подошел к отполированному деревянному ящику. Огромной лапой откинул крышку, и я увидела стоику бумаг, перевязанных лентой. Я знала, что это за бумаги.
– Я не умею читать ноты, – сказала я.
Медведь вздохнул. Затем повернулся и вышел из комнаты.
После его ухода я подошла к ящику, села рядом и вытащила стопку нот.
Нужно научиться нотной грамоте. Мне повезло: я нашла книгу, в которой объяснялось, какой знак соответствует какой ноте и дырке на флейте.
Медведь иногда заглядывал в зал для занятий музыкой, сидел и слушал, как я учусь, отчего мне становилось неловко. Но он никогда не сидел долго. Наверное, ему неприятно было слушать, как я искажаю до неузнаваемости те мелодии, которые он знает и любит.
Тем временем ночью все продолжалось, как и раньше. В первый вечер я увидела, что рубашка лежит, аккуратно сложенная, в ногах кровати. Я взяла ее, встряхнула и осторожно положила с краю.
Когда свет погас (я настойчиво оставляла каждый вечер зажженную свечу или лампу – вдруг колдовство пропадет), я почувствовала, как мой гость лег в кровать и натянул одеяло. Мне послышался вздох – так вздыхает ребенок после того, как закончилась гроза, – вздох, говорящий, что снова все хорошо. Я почувствовала укол вины: в мое отсутствие в кровати, наверное, было так холодно и одиноко. Интересно, а рубашку он надел? Мне стали сниться сны про ночного гостя. Первый сон был очень приятный: как будто я проснулась утром и обнаружила, что рядом со мной спал белый медведь в ночной рубашке (которая волшебным образом растянулась до его размеров), и он сказал мне, что отвезет меня домой. Я забралась ему на спину, и мы поплыли по воздуху над землей к ферме моих родителей. Увидев ее, мы начали спускаться – слишком быстро, подумала я, но медведь сказал:
13
Книга