– Урда, – сказал он, просияв, потому что понял, какую новую игру я придумала.
– Урда, – повторила я с улыбкой.
Потом склонилась над бумагой и нарисовала кровать. На одной стороне ее я нарисовала фигуру, которая называлась «Роуз». Жестами я объяснила, что сплю. Затем указала на другой – пустой – край кровати.
– Туки? – спросила я, хотя знала, что он не может быть моим ночным гостем, ведь тот по размерам был не меньше меня.
Туки загадочно покачал головой. Тогда я спросила:
– Урда? – Сердце мое билось все сильнее. Я чувствовала, что вот-вот узнаю нечто важное.
Он снова помотал головой.
Мои пальцы слегка дрожали, когда я снова показала на пустое пространство в кровати рядом с собой.
– Lumi karhu? – спросила я. – Белый медведь?
Он подозрительно на меня посмотрел – как в тот раз, когда я принесла картинку с медведем.
– Белый медведь спит рядом со мной? – охрипшим голосом спросила я.
Внезапно дверь распахнулась: на пороге стояла женщина по имени Урда. Она посмотрела на нас. Потом быстро зашла в комнату, схватила Туки за руку и потащила его прочь, резко ему выговаривая. На меня она едва глянула.
Королева троллей
Она умная, намного сообразительнее, чем я думала. Но все ее попытки узнать правду бесполезны. Мне ее действия скорее нравятся, чем раздражают, – ведь очень скоро ее любопытство достигнет апогея, и тогда все будет кончено.
Он будет мой. Навсегда.
Но она вселила в него надежду. А я не могу не грустить из-за того, что скоро его постигнет сильное разочарование. (Как странно испытывать такое чувство! Если бы отец был жив, он сказал бы, что это все от чрезмерного общения с мягкокожими.)
Но разочарование рано или поздно исчезнет. На самом деле, это вопрос времени. Вскоре он вообще позабудет мягкокожую девчонку, которая занимает его сердце.
Недди
Отец вернулся домой через неделю после отъезда Роуз.
– Как вы могли позволить ей вернуться к медведю?! – в отчаянии воскликнул он.
– Она сказала, что должна, – объяснил я ему. – Мы не смогли ее переубедить. Ты же знаешь, если Роуз что-то решила…
– Может, ее околдовали?
Я отрицательно мотнул головой:
– Это было ее собственное решение, папа.
– У нее все в порядке?
– Да, она лишь немного похудела. Но мама быстро откормила ее своими супами и мясными пирогами.
– Значит, ее плохо кормят в этом… Как вы его назвали?
– Замок в горе, – ответил я. – Она сказала, что еда там сытная и обильная. Она потеряла аппетит из-за тоски по дому.
– А не затоскует ли она опять? Ох, ну почему меня здесь не было?..
Мы разговаривали в мастерской отца наедине. Вдруг дверь открылась: на пороге стояла мама, бледная и запыхавшаяся.
– Я сделала… О Арни… – Она упала на колени и зарыдала.
Я в замешательстве смотрел на нее, а папа подошел и склонился над ней.
– Что случилось, Ольда? Что такое? – Его тон стал мягче, чем раньше.
– Ты никогда меня не простишь! Я сама себя никогда не прощу, – проговорила она сквозь рыдания.
Папа поднял ее и усадил на стул.
– Почему, – простонала мама. – Почему я не дала ей только платок и ириски! Дура я, дура…
– Прекрати, Ольда, – мягко сказал отец. – Расскажи все по порядку с самого начала.
И она поведала свою историю.
Как я уже знал, мама и вдова Озиг частенько навещали Сикрама Ралатта, нового аптекаря в поселке, который продавал амулеты помимо обычных для аптеки травяных настоев. Мама купила у него их целую пригоршню.
– Когда Роуз была дома, Недди, – сказала мама, утирая слезы, – я случайно подслушала ваш разговор. Когда она сказала, что каждую ночь спит рядом с каким-то незнакомцем, я испугалась за нее. Я боялась, что это ужасное чудовище, или злобный колдун, или… тролль… – Мама бросила на нас умоляющий взгляд.
– Я знала, что, если заговорю об этом с Роуз, она скажет, что не о чем беспокоиться. Я так расстроилась, что не удержалась и поведала свои печали моей дорогой подруге, вдове. Она посоветовала мне пойти прямо к Сикраму Ралатту и попросить амулет для защиты моей дорогой Роуз. Так я и сделала. Я сказала Ралатту, что один близкий мне человек находится в опасности и что он спит в заколдованной комнате, которую нельзя осветить. Я спросила, чем можно помочь. Тогда он продал мне кремень и свечу.
Мы уставились на нее: папа заинтригованный, а я с ужасом.
– Я… я отдала их Роуз. Но ничего ей не сказала, решив, что она сама разберется, пользоваться ими или нет. Сознаюсь, я очень надеялась, что любопытство заставит ее зажечь ночью свечу и посмотреть, кто лежит рядом с ней.
– Ну, Ольда, – сказал отец, – наверное, не стоило вмешиваться, хотя в этом нет ничего…
– Ты еще не услышал самого плохого, – прервала его мама со слезами на глазах. – Сегодня я ходила в поселок и выяснила, что Сикрам Ралатт бесследно исчез и его лавка пуста. Я походила и поспрашивала про него. Узнала, что он исчез в тот день, когда ушла Роуз. И более того, по поселку ходят ужасные слухи. Что он был… был… – Она затряслась от рыданий. – О, что я натворила, что я натворила!
Роуз
После того как женщина по имени Урда утащила Туки, я редко его видела. И то урывками, – несмотря на все мое дружеское расположение и жизнерадостные приветствия, он все время отводил взгляд. Только но тому, что белая кожа его немного розовела, я понимала, что он меня слышит и понимает. Урда вела себя как всегда, не выказывала ни враждебности, ни злости – одно сплошное безразличие.
Хуже того, меня стал мучить новый ночной кошмар. В нем мне удавалось зажечь лампу, и, когда я подносила се к моему гостю, я видела, что он отвернул от меня лицо. У него была густая золотистая шевелюра. Я трясла его за плечо, чтобы разбудить. Тогда он поворачивался, и оказывалось, что у него совсем нет лица, только большая зияющая дыра. Я начинала кричать.
Когда я проснулась в этот раз, крик застрял у меня в горле, а в комнате было все так же темно. Я услышала шуршание и быстрые шаги. Я не осмелилась протянуть руку, чтобы проверить кровать, а пошла на ощупь на цыпочках по комнате к двери и увидела, что она приоткрыта.