В разгар борьбы, когда деньги становятся лишь средством вести счет, происходит некое странное событие, на которое я, однако, не желаю обращать внимания: я отрываюсь от земли.
Сила гравитации исчезает, уступая место невесомости, я поднимаюсь в воздух и парю в капсуле своей страсти. Конечная цель – за гранью разумного. Достижение ее, равно как и выживание в этой битве, становится – да-да! – частью фантазий.
Тогда как сами по себе вымысел и фантазии – как я отмечал – в высшей степени небезопасны.
Захваченные своими фантазиями, мы способны заложить дом, продать детей, только чтобы получить желаемое. Но бывает и так, что, оказавшись посреди миазмов этого океана, можно легко отплыть от него в сторонку, издалека увидеть заново и понять, насколько он банален и неинтересен. Мы отпускаем его. Будто путник, застигнутый метелью, ложимся на снег отдохнуть.
Вот так вот и я, пройдя горнило Аукциона, вдруг чувствую, что меня перестала держать рука Гейл. Так вот и я оставляю схватку, иду домой и падаю спать.
Проснувшись, я чувствую себя отдохнувшим и совершенно свободным.
На следующей неделе начнется новый Аукцион. С молотка пойдут фамильные древа, гербовые свитки, где между королевскими именами можно вставить любое имя, хоть свое, хоть кого-нибудь из родных. Полагают, что там же будут “Педигри канин” и “Педигри фелин”, иначе говоря, родословные разного рода собачьих и кошачьих: эльзасцев, бирманцев, салуки, сиамцев, а также египетских терьеров.
И, благодаря бесконечному великодушию устроителей Аукциона, каждый из нас, будь то кошка, собака, мужчина, женщина или ребенок, сможет испытать райское блаженство, став особой голубой крови или тем, кем пожелает, ибо все мы, забившиеся в своих норах, более всего на свете боимся, что так и остались никем.
Христофор Колумб и королева Изабелла Испанская улаживают отношения в Санта-Фе. Год 1492 после Рождества Христова
Иностранец Колумб вслед за королевой идет в вечность, до конца сохраняя надежду.
– Как он выглядит?
Гордый, но все же проситель; высоко держит голову, но часто ее склоняет. Бесстрашный, он не стыдится заискивать перед сильным; дерзкий, порой даже грубый, завоевывает сердца благодаря обаянию и становится фаворитом. Разумеется, с возрастом Колумбу кланяться приходится чаще, независимость вольного волка поистерлась до дыр. Как и его башмаки.
– Он надеется? На что он надеется?
Начнем с очевидного. Колумб надеется подняться на самый верх. Украсить свой шлем знаками королевской милости, подобно герою рыцарского романа. (Шлема Колумб не носит.) Надеется добыть денег на три прекрасные каравеллы: “Нинью”, “Пинту”, “Санта-Марию”; надеется в тысяча четыреста девяносто втором отправиться в плавание в тумане морском голубом. Однако, прибыв ко двору на первую аудиенцию с королевой, которая сама соизволила поинтересоваться, чего же ему более всего нужно, он склонился в ответ к оливковой ручке и, при виде огромного камня в перстне, ее знака власти, едва не утратив дар речи, выдохнул лишь одно, очень опасное слово:
“Овладеть”.
– Ах, косноязычный иностранец! Ах, дай бог с ним терпения! “Овладеть”, скажите пожалуйста! И ведь ходит за ней по пятам, шаг за шагом и месяц за месяцем, все ждет, вдруг поймает удачу. Неловкие письма, медвежьи серенады под створчатым ее окошком, которое из-за них ей приходится закрывать, лишая себя удовольствия впустить освежающий ветер. У нее есть занятия и поважнее – завоевывать мир, например, ну и тому подобное, – кем он себя возомнил?
– Иностранцев можно травить, как волков. Можно забавляться, отпуская намеки, которых – в силу недостаточного знания языка – они все равно не поймут. Однако приходится помнить, что держать под рукой несколько иностранцев считается de rigueur[27]. Своим присутствием они создают атмосферу этакой космополитичности. А поскольку они часто бедны, то готовы браться за любую грязную, но совершенно необходимую работу. Кроме же всего прочего, они предостерегают нас от гордыни, постоянно напоминая – принять это, правда, непросто, – что существуют на свете места, где и мы окажемся иностранцами.
– Но все же так говорить с королевой!
– Иностранцы забывают, где их место, поскольку давно покинули дом. Пытаются через какое-то время вести себя с нами на равных. Разумеется, это риск, но он неизбежен. Разумеется, наша строгость терпит ущерб от их поистине итальянской цветистости. Не замечайте – отведите глаза, отклоните слух. В сущности, они безобидны, а если вдруг кто и зайдет дальше, чем следует, то, как правило, непреднамеренно. Королева, будьте спокойны, знает, как ей следует себя вести.