Колумб при дворе Изабеллы быстро приобретает репутацию придурка. Одевается чересчур ярко и пьет чересчур много. Изабелла после удачной кампании торжествует победу – одиннадцать дней подряд в Испании звучат псалмы и суровые проповеди. Колумб бродит вокруг собора, размахивает бурдюком. Устраивает безобразия.
– Только посмотрите на него: пьяный в стельку, лохматый, трясет большой своей головой, в которой нет ничего кроме дури! Дурак с блестящими глазками – мечтает о золотых кущах, которые якобы ждут его за гранью Западного Предела!
“Овладеть”.
Королева играет с Колумбом.
За завтраком обещает исполнить любую его просьбу, а после обеда делает вид, будто не припомнит, кто это такой перед ней, и смотрит на Колумба так, будто он прозрачное покрывало.
В день именин Колумба она призывает его к себе и, отпустив своих девушек, принимает в спальном будуаре, велит расчесать себя и позволяет коснуться груди. А потом призывает гвардейцев, отсылает Колумба чистить свинарник и конюшни и забывает о нем на сорок дней. Колумб, несчастный, сидит на сене, не сжеванном лошадьми, мысленно странствуя по морям в поисках несуществующего золота. Во сне он слышит запах ее духов, наяву – зловоние свинарника.
Королеву игра забавляет, она довольна.
Колумб убеждает себя в том, что, если она будет довольна, он скорее добьется цели. Возле ног его возятся поросята. Он стискивает зубы.
“Если королева довольна, значит, все хорошо”.
Колумб рассуждает:
Терзает ли она его лишь забавы ради?
Или: причина в том, что он, Колумб, иностранец, и королеве не внятен смысл ни слов его, ни поступков?
Или: причина в том, что палец – тот самый, на котором она носит кольцо власти, – запомнил дыхание его губ; что она им – как это по-вашему? – тронута? Наверное, тепло дыхания проникло сквозь кожу, проросло и дошло до самого сердца. Сердце королевы взволновано.
Или: причина в том, что она сама измучена противоречиями выбора – она хочет принять его дерзкий план, со всей пылкой страстью влюбленной женщины, но и в то же время хочет измучить его ею же пробужденной страстью, истерзать, рассмеяться злорадно ему в глупое заискивающее лицо.
Колумб тешит себя надеждой, что, мол, перед ним открылось море возможностей. Однако не каждая возможность утешает.
Изабелла – абсолютный монарх. (Муж ее – абсолютный ноль, минус, пустое место. Более мы о нем не упомянем.) Изабелла – женщина, кольцо у которой целуют часто. Для нее это ничего ровным счетом не значит. Изабелла привыкла к лести. И умеет ей противостоять.
Она – тиран, и в числе прочего в ее хозяйстве есть и этот бродячий цирк, где непрестанно кривляются четыреста девяносто болванов – среди них есть болваны уродливые, как смертный грех, и прекрасные, как румяный восток. Колумб для Изабеллы всего-навсего один из них, дурак номер четыреста двадцать. Такое тоже возможно.
Значит: либо она поняла, что он хочет найти землю, расположенную за Краем Света, и глубоко взволнована и, быть может, даже испугана, и оттого то льнет к нему, то шарахается прочь.
Либо: ничего она не поняла, и никакого дела ей нет до его планов.
“Что хочешь, то и выбирай”.
Понятно только одно: ничего не понимает сам Колумб. Однако нужно смотреть фактам в глаза. Она – Изабелла, королева, к ногам которой склоняется все. Он же, пусть и горластый, пусть в петушином платье, в каждой бочке затычка, – он ее тень, ее невидимка.
“Овладеть”.
С годами у мужчин эротические аппетиты гаснут, у женщин растут. Изабелла – последняя надежда Колумба. Он с годами теряет потенциальных патронов, партнеров, потенцию, интерес к интрижкам, шевелюру, любовный пыл.
Время тянется медленно.
Изабелла мчится верхом на коне, выигрывает баталии, вышибает из крепостей марокканцев, ее аппетиты растут с каждым днем. Она тем голоднее, чем больше проглотит земель, чем больше доблестных воинов отправит к себе в утробу. Колумб знает: еще немного, и он тут зачахнет, и бранит себя на чем свет. Нужно смотреть на вещи трезво. Нечего обольщаться. Здесь ему ничего не светит. Скоро его отправят чистить нужник. На этот раз он приставлен обмывать тела, а тела погибших отнюдь не благоухают. Воины, готовясь к битве, перед тем как надеть доспехи, всегда надевают подгузники, ибо всегда боятся, что кишечник от смертного страха сам собой опорожнится. Колумб создан не для этого. Колумб дает себе слово уйти.