– Здравствуйте, джи, – осторожно приветствовал Чекова Зулу. – Значит, переходим на старые прозвища?
– Конечно. А как же, – сказал Чеков, вручая Зулу свои сумки и багажные карточки. – Дух “Энтерпрайза” – это прекрасно!
Человек на людях в высшей степени светский, Чеков среди своих позволял себе проявлять бурный нрав так, что пар валил от рубашки. Вскоре после приезда, заступив на новую должность, он как-то в обеденный перерыв сидел вместе с Зулу на скамейке в садике неподалеку от Темпла и вдруг мотнул головой в сторону прохожих.
– Воры, – произнес он sotto voce[52].
– Где? – заорал гигант Зулу и вскочил на ноги. – Догнать?
К ним обратились недоуменные взгляды прохожих. Чеков схватил Зулу за край пиджака и потянул на скамью.
– Ну ты, герой, – ласковым голосом попенял он. – Я имел в виду их всех, всех до последнего. Господи, до чего я люблю Лондон! Театр, балет, опера, рестораны! Показательный матч перед Павильоном! Королевские утки в королевском пруду в королевском парке Сент-Джеймс! Отличные портные, отличные рестораны – когда захочешь, отличные журналы! Остатки былого величия – и не могу не признать, оно впечатляет. Атенеум, Букингем, львы на Трафальгарской площади. Впечатляет, тщертовски впечатляет. Я приехал на встречу с помощником министра и вдруг понял, что мы сидим в бывшем Министерстве по делам Индии. Черный тик, на старинных книжных шкафах бегущие слоны. Знаешь, я там испытал просто легкое нервное потрясение. Сначала я им даже поаплодировал: молодцы, мол! А потом вспомнил дом – ведь это все оттуда, из нашего дома, все ворованное. Я, кажется, еще до сих пор не пришел в себя.
– Да, это очень неприятно, – сказал Зулу, сдвинув брови. – Но виновных, конечно, никак не привлечь?
– Зулу, ах ты мой благородный воин Зулу, “воровство” здесь теперь лишь фигура речи. Ведь я о музеях, полных индийских сокровищ. Ведь все эти города, все их благополучие – все построено на награбленном.
И так далее, и тому подобное. Мы, конечно, простили, забыли – это наш национальный характер. Но забывать-то как раз необязательно.
Зулу ткнул пальцем в бродягу, который, в драном пальто и шляпе, спал на соседней скамье.
– Он что, тоже нас обокрал? – спросил он.
– Ты забыл, – помахал перед его носом пальцем Чеков, – что британский рабочий класс старался влиять на колониальную политику в собственных интересах. Например, рабочие текстильных фабрик в Манчестере поддержали уничтожение нашей хлопчатобумажной промышленности. Как дипломаты мы вынуждены закрывать на это глаза, но факт остается фактом.
– Этот нищий – не рабочий класс, – резонно возразил Зулу. – По крайней мере не угнетатель.
– Зулу, – устало сказал Чеков. – Иногда с тобой бывает тщертовски трудно.
Как-то раз, когда они катались на лодке и плыли мимо Серпантайна, Чеков вновь оседлал любимого конька.
– Нас обокрали, – сказал он, откинувшись на полосатые подушки с бокалом шампанского в руках и подставив лицо легкому ветерку, пока могучий Зулу налегал на весла. – И мы теперь не мытьем, так катаньем, а пытаемся возвратить свое. Как греки парфенонский мрамор.
– Нехорошо быть неблагодарным, – сказал Зулу, опустив весла и сделав глоток кока-колы. – Умерь свой голод, умерь свой гнев. Посмотри, сколько у тебя всего. Тебе что, мало? Сиди спокойно и радуйся жизни. У меня, например, столько нет, а мне хватает. И погода сегодня хорошая. Колониальный период ушел в прошлое навсегда.
– Если ты не будешь есть вон тот бутерброд, дай-ка мне, – сказал Чеков. – С моим радикализмом нужно было идти не в дипломаты. Нужно было идти в террористы.
– Но тогда мы стали бы врагами и оказались по разные стороны, – запротестовал Зулу, и на глаза у него вдруг навернулись слезы. – Ты что, совсем ни во что не ставишь нашу дружбу? И то, чем я занимаюсь в этой жизни?
Чеков смутился.
– Зулу, старик, ты прав. Тщертовски прав. Ты даже представить себе не можешь, до чего я обрадовался, когда узнал, что в Лондоне мы будем снова вместе. Друг детства, это великолепно, а? Что может быть лучше друга детства! Послушай, ты, простая душа, хватит сидеть с кислым лицом. Терпеть не могу. Здоровенный дядька, а того гляди, тут расплачешься. Хочешь, будем как кровные братья, а, старик, что скажешь? Один за всех и все за одного.
– Хочу, – сказал Зулу и застенчиво улыбнулся.
– Тогда вперед, – кивнул Чеков, снова усаживаясь на подушки. – С новыми силами.
В тот день, когда телохранители-сикхи убили Индиру Ганди, Зулу и Чеков играли в сквош на частной площадке в Сент-Джон-Вуд. После душа Чеков, у которого в волосах уже поблескивала ранняя седина, обмотался полотенцем, чтобы прикрыть съежившийся от усталости побагровевший член, и все никак не мог отдышаться, а Зулу, оставшись во всей гордой наготе своего могучего тела, спокойно стоял, наклонив красивую голову, и заботливо, будто женщина, отжимал, расчесывал и приглаживал длинные черные волосы, и наконец ловко скрутил узлом.