Объяснить, что произошло, секретарша не могла, и Андреа повесила трубку. Настроение у нее окончательно упало. Сунув письмо в сумочку, она взяла рюкзачок, в котором всегда возила из дома в магазин и обратно все необходимое для Либи, подхватила ребенка, заперла входную дверь и на машине марки «мерседес», на которой когда-то ездил Майкл, направилась в центр. Эта машина, пятьдесят тысяч долларов, полученных по страховке, немного мебели и предметы длительного пользования — вот и все, с чем она осталась после двух лет замужества. Но дороже всех материальных ценностей была память о счастливой семейной жизни и, конечно, Либи.
Воспоминания о Майкле всегда успокаивали Андреа. Прожитые вместе годы были лучшими в ее жизни, и теперь, когда первая, самая острая боль утраты несколько притупилась, память о них придавала ей силы.
Время одиночества вовсе не казалось Андреа потерянным для жизни. Чего ей совершенно не нужно, так это новых проблем, связанных с клиникой. Ничего хорошего от этой ситуации ждать не приходится, говорила себе Андреа. Иначе доктор был бы с ней откровеннее. Так в чем же дело? Не хочет же Эллисон сказать, что они там перепутали образцы спермы Майкла с какими-то другими. Тогда что же?
Ветер усилился, и дождь мог хлынуть в любую минуту. Двадцатипятитысячный Солт-Ривер имел собственный университет, а жители исправно занимались сельским хозяйством и работали в нефтяной промышленности. Все эти годы, кроме двух, прожитых с Майклом в Тулсе, Солт-Ривер был для нее родным. Дом Андреа располагался на окраине городка, в пяти минутах езды от торгового центра. Его нашел для нее свекор, Эд Перин, когда после смерти Майкла она вернулась в родной город. Дом был маленьким, но вполне достаточным для двоих. Главное его достоинство заключалось в том, что арендная плата составляла всего двести долларов в месяц. Правда, Андреа подозревала, что Эд и Грэйс втайне от нее доплачивают хозяину.
Родители Майкла всячески опекали свою невестку. Благодаря им она никогда не чувствовала себя одинокой и брошенной на произвол судьбы. Андреа была очень благодарна свекрови и свекру за их теплоту и заботу. Она понимала, что их отношение к ней в какой-то степени продиктовано желанием быть как можно ближе к единственной внучке, но это ничуть не умаляло их достоинств. Иногда Андреа даже чувствовала себя неловко из-за того, что, как ей казалось, она злоупотребляла их щедростью. Эд и Грэйс были для Андреа как родные, и она искренне любила их, причем не только за доброту, но и за то, что они оставались единственным, кроме Либи, звеном, связывавшим ее с покойным мужем.
Чтобы машина не нагревалась на солнце, Андреа припарковала ее на боковой улочке под тенистым вязом. Взяв на руки Либи, она завернула за угол и направилась к магазину. Когда они приближались к дверям, где-то совсем рядом, прямо за домами на другой стороне улицы, сверкнула молния и грянул оглушительный гром. Либи как воробышек съежилась от страха.
Грэйс Перин, наблюдавшая за ними из окна, открыла дверь и взяла девочку из рук матери.
— Доброе утро, дорогая! — ласково сказала она, прижимая к себе внучку. Андреа не поняла, кому адресовано приветствие, ей или ее дочери, но решив, что скорее всего Грэйс поздоровалась с ними обеими, ответила:
— Доброе утро. Кажется, вот-вот хлынет ливень, — продолжала она, направляясь в находившуюся за магазином студию.
— Я давно уже стою у окна и наблюдаю за погодой, — заметила Грэйс, стараясь успокоить внучку. — Боюсь, это будет не просто гроза. — Свекровь Андреа была средних лет женщина, которую ничуть не портили ни полнота, ни слишком круглое лицо. Вьющиеся, коротко остриженные волосы и голубые глаза напоминали Майкла.
— Чувствуешь, как пахнет? — продолжала Грэйс. — Точно так же, как восемь или десять лет назад, когда над пастбищами штата пронесся торнадо.
— Мне тоже так показалось, — ответила Андреа, глядя, как Либи дергает бабушкины кудряшки.
Она думала, говорить или не говорить Перинам о письме, но решила не делать этого, пока сама все для себя не выяснит. Зачем зря расстраивать Грэйс, она и так за них обеих постоянно волнуется. В эту минуту ей хотелось поскорее увидеть доктора Эллисона. Ожидание становилось просто мукой.
— Ты сегодня чудная, детка, — сказала Грэйс, лаская Либи. — А ты — счастливая мать, Андреа, у твоего ребенка такой чудесный характер. У маленького Майкла был точно такой же.
— Наверное, иногда и он бывал не в настроении!
— Не без этого. Жизнь — не одни розы.
Андреа кивнула в знак согласия.
Зазвонил телефон, и Грэйс, посадив внучку на колени, взяла трубку. Сказав несколько слов невидимому собеседнику, она протянула трубку Андреа: