И та краска для волос стоила того.
Как и говорилось в рекламе Л’Ореаль.
Девина подкралась к своему любовнику, ее лоно расцвело в этой напряженной тишине.
– Скажи мне, Джим, и я подумаю об этом. Но я хочу услышать от тебя эти слова.
Он ответил спустя какое-то время.
И когда он заговорил, его голос был громким и четким:
– Я хочу Сисси.
ЭПИЛОГ
Три недели спустя…
– Ты готова?
Кивнув, Мэлс, щурясь, посмотрела на полуденное солнце. Подняв руку и прикрыв ею глаза, она сказала:
– Я не могу дождаться.
Автомастерская «Рэдс» была из разряда тех мест, в которое обратился бы ее отец, кузовной ремонт и магазин запчастей, полный парней старой закалки, с тату из армии, маслом на лице и с гаечным ключом вместо компьютера.
И, в отличие от «Колдвелл Авто», они считали, что Фи-фи стоит спасения.
Старенький «Цивик» Мэлс выгнали под фанфары, под которые «Вест Кост Чопперс»[163] являют публике свои творения.
Но с другой стороны, древние колеса Мэлс, которые вернули к рабочему состоянию, – это какое-то чудо.
– О, вы только посмотрите на нее! – Мэлс подошла к машине, когда механик вышел из-за руля. – Это… ну, это настоящее чудо.
Чудо – единственное слово, которое пришло ей на ум: ее верная и надежная машина была излечена от катастрофических ранений и снова вышла на дорогу.
Честно говоря, она чувствовала сходство с «Цивиком». Она тоже пережила аварию, собрала себя воедино и уже готовилась выйти в свет. С помощью Фи-фи, конечно.
– Огромное вам спасибо, – пробормотала Мэлс, быстро моргая.
Быстрая подпись на каких-то бумагах, а потом она была на водительском сидении, скользила руками по рулю. Приборную панель пришлось частично заменить из-за неверно сработавшей подушки безопасности, и Фи-фи пахла иначе… немного напоминая чистое масло. Но звучала она по-прежнему, по ощущениям была той же.
Мэлс закрыла глаза на мгновение, когда к ней вернулась знакомая боль.
Потом она открыла их, потянулась к левому бедру и натянула ремень безопасности. Щелкнув замком, она завела двигатель и включилась в дорожное движение.
Прошлые три недели… проливали свет. Пугали. Были одинокими. Обличительными.
И ее утешением, не считая работы, стала запись всего произошедшего… всего, начиная от историй о ее отце, деталей о мужчине, в которого она влюбилась, и до последующего.
Ну, определенной части последующего.
Выехав на шоссе, она позволила другим машинам задавать ее скорость, не стала нетерпеливо обгонять их. По пути домой Мэлс заехала в продуктовый, потому что время ланча уже прошло, а она умирала с голоду и совсем измоталась, собирая вещи в своей комнате и загружая все свои пожитки в маленький грузовик U-Haul.
Она выходит на работу в Манхэттене со следующего утра, так что, может, вернувшись домой, поспит немного на застекленной террасе дома.
Забавно, она частенько занималась этим – ложилась на тот диван, который выглядывал в сад, подушка подпирала голову, ноги скрещены в лодыжках, плед натянут до живота.
Ей многое нужно наверстать по части сна.
После того, как Матиас умер на ее руках, она не спала несколько дней, ее мозг работал с неистовостью, Мэлс казалось, что она сойдет с ума. Она одержимо проигрывала все в своей голове, снова и снова, начиная со столкновения у кладбища и до момента, когда Матиас принял на себя ту пулю, у гаража. От него на больничной койке до них – в одной постели. От возникновения ее подозрений и до их краха.
До флэшки «СанДиск».
Замедляясь у растянувшейся стройки, она посмотрела на радио. Собравшись с духом, потянулась и покрутила ручку…
… скандальное расследование, проведенное «Нью-Йорк Таймс», о теневой организации, которая десятилетиями вела свою деятельность вне поля зрения нации, на родине и за рубежом…
Она выключила радио.
Смотря на девственно-новый капот, она сжала руки на руле.
После трех бессонных ночей и раздумий по поводу вариантов, она позвонила своему контакту в «Таймс» и поехала на личную встречу.
Она передала флэшку... и имя Исаака Роса… Питеру Ньюкаслу, со всего одним условием – не спрашивать, где она достала информацию, и чтобы он не пытался связаться с ней – ей нечего было добавить.
История прогремела прошлым утром, на передовице газеты, у которой имелись ресурсы, смелость и общемировая распространенность для того, чтобы совершить информационное правосудие. И скандал уже разразился, государственные службы наготове, сенаторы и конгрессмены яростно отбиваются от микрофонов и камер, а президент назначил беседу в духе «вопрос-ответ» с Брайаном Уильямсом[164] на девять вечера.