— Ч-черт, — ругнулся он. Поднял с пола игрушку — это оказалась кукла — и положил на стол. Когда он забрался под одеяло, жена буркнула ему:
— Не лезь, ты холодный.
— Прости, милая.
— Прости, прости!.. Только и слышу от тебя твои «прости». Только уснешь…
— Ну, не шуми, дорогая, ребенка разбудишь.
— А что «не шуми»? Как сам брякаться на пол, словно боров с ветки дуба, так ничего, а я, значит, «не шуми»!
Руфус промолчал. Лилита умела завестись на ровном месте, не стоило еще подливать масла в огонь. Потом ему вспомнилось еще кое-что.
— Лили…
— Ну чего тебе еще?
— Я Цахеса позвал. В гости.
— Кого?
— Цахеса. Ну, старого Цахеса Кляйна, знаешь? Десятник из смолокурен. Его увольняют.
— Не знаю. И что?
— Он придет к ужину завтра.
Лилита молчала.
— Ты же не против? Лили?
— Ну, пригласил, так пригласил, — проворчала жена. — Значит, ты и готовь. А если ты собираешься с ним жрать шнапс и орать похабные песни, то можешь прямо сейчас собирать свой чемодан и убираться жить к этому своему Цахесу.
— Ну, милая, — Руфус примирительно обнял жену за плечи. — Сколько можно вспоминать…
— Я же сказала, не лезь! Руки холодные! — рявкнула Лилита.
— Извини.
Некоторое время Руфус лежал, глядя в потолок. Потом он уснул.
Ему показалось, что он едва успел закрыть глаза, как кто-то потрогал его за плечо.
— Папа!
— М-м?
— Папа!
Руфус пожевал губами. Разлепил глаза.
— Папа! Мне страшно.
— Что такое… м-м… детка? Что случилось?
— Мне сон приснился.
— Сон? Плохой сон?..
Сейчас до него дошло, что Ким стоит босиком рядом с его кроватью. Он сел.
— Так, мышка, давай-ка пойдем тебя уложим.
— Не-ет, папа! Можно я с вами?
Руфус оглянулся и посмотрел на жену. Лилита спала, отвернувшись к стенке и похрапывая.
— Ладно, залазь. Только тихонько, маму не разбуди.
Ким залезла и начала крутиться под одеялом, устраиваясь поудобнее.
— Папа!
— Ну что?
— Мне приснился тот дяденька.
Похоже, решил Руфус, ребенок слишком перевозбудился днем. И все из-за этого ссыльного. Хотя нет, пожалуй, виноват во всем Марвин. Ну что ему стоило принять ссыльного самому? Да он же от таких вещей удовольствие получает. Просто этот чертов козел еще и ленив, как… как… Ну, как самый распоследний лентяй.
— Спи, мышонок, все хорошо. Его тут нет.
— Папа, а за что его в котел?
— За что сослали, ты хочешь сказать?
— Да.
— Ну… Он плохой. Он делал разные плохие вещи.
— А какие?
— Э-э… Я не знаю, мышонок. Давай спать?
— А откуда ты тогда знаешь, что он плохой?
— Его судили и признали виновным. А я просто… Ну, в общем, это его наказание.
— Он делал кому-то больно?
— Может быть. Я не знаю… Наверное, да. Мышка, давай спать, уже поздно.
Ким замолчала. Руфус закрыл глаза и уже начал было снова засыпать, когда услышал мокрый всхлип. Потом еще один.
— Что такое, мышка?
Ким вдруг разревелась, уткнувшись личиком в его пижаму, плечики ее ходили вверх и вниз, а худенькой ручонкой она вцепилась ему в рукав.
— Тс-тс-тс! Что ты?.. Мышонок, ну что такое? Что случилось? Опять приснилось что-то?..
Он погладил ее по черным волосам, но Ким не успокаивалась.
— Я… Не хочу… — прорыдала она, но слезы заглушили остальную часть фразы.
— Тс-с… Мышка, ты ведь маму сейчас разбудишь! Не плачь, моя хорошая.
Лилита перестала храпеть и пошевелилась. Вывернув шею, она посмотрела в их сторону.
— Что?..
— Спи, спи. Ким приснился кошмар.
Лилита не без труда развернула свое грузное тело и движением профессиональной матери прижала к себе дочь. Ким сразу поутихла, слезы перестали литься из ее глаз, уступив место хлюпанью и шмыганью носом. Руфус даже позавидовал. Он ладил с дочерью, но успокоить ее так быстро и без усилий ему никогда бы не удалось.
— Что случилось, детка? — спросила довольно строго Лилита.
— Я не хочу, чтобы папу… наказывали… в котле, — прохлюпала Ким.
— Что ты, мышонок, — сказал Руфус. — Папу не накажут. Я ведь не делаю ничего плохого, за что же меня наказывать?
Ким издала еще серию всхлипов.
— Дяденьку наказали!
— Ну, так ведь то ссыльный, он виновен…
— А ты тоже делаешь больно! Вилой! И в котле им больно!
Руфус заморгал.
— Вот что, детка, — взяла разговор в свои руки Лилита. — Я тебе обещаю, что никто твоего папу не накажет. Мы его в обиду не дадим, так ведь? А если он нахулиганит, мы его сами по попе нашлепаем.
Ким издала звук — что-то среднее между всхлипом и хихиканьем.