Но Денисов напрасно негодовал на охотников. Им самим не терпелось послать в медведя пулю, однако тот так быстро и ненадолго высовывал голову, что ее невозможно было поймать на мушку.
Лучше всех об этом знал Федотыч, который, окончательно разъярив своими тычками медведя, вдруг крикнул возчикам, чтобы те бросили колья. Возчики так и сделали и побежали под прикрытие стрелков, которые по-прежнему ловили удобный момент для выстрела. Дыра в лазе сразу стала шире, и медведь начал протискиваться наружу, где его поджидал Федотыч с рогатиной. В азарте он, видно, забыл уговор самому не трогать медведя и, набычившись, не двигался с места.
Но стрелки не зевали. Едва медведь высунулся по грудь, как один за другим ударили четыре выстрела. Медведь зарычал еще страшнее, дернулся и мертво обвис в лазе.
— Готовый! — сказал Федотыч, пихнув медведя для верности черенком рогатины.
Видя, что все кончилось, из-за деревьев спешили к берлоге стрелки. Побледневшие от возбуждения и переживаний, они, столпившись возле лаза, разглядывали медведя, будто не веря, что это они убили его. Но эта недолгая оторопь прошла, и меж охотниками разгорелся спор относительно того, кто и куда попал. Всем почему-то хотелось, чтобы его пуля обнаружилась у медведя непременно в голове, и тут же стали проверять, однако выяснилось, что в голову-то никто и не попал. Хуже того: в наличии оказалось только три пули, и все они сидели в медвежьей груди. Четвертую же, как ни искали, не нашли, кто-то из стрелков послал свою пулю «в молоко». Впору бы сконфузиться, но какой уж тут конфуз, когда медведь-то — вот он! Завалили — вот что главное! На радостях не стали и разбираться, кто промазал.
— Ну, Максим Петрович, с полем тебя! — поздравил лесничий главного охотника.
— С полем, с полем! — подхватили остальные.
— И вас тоже! — отвечал Максим Петрович, широко улыбаясь и доставая из кармана коробку папирос, каких Денисов никогда не видывал. Открыв коробку и откинув мизинцем тоненькую полупрозрачную бумажку, прикрывающую папиросы, Максим Петрович пригласил всех закурить. Денисов и возчики было замялись, но Максим Петрович посмотрел на них с такой укоризной, словно его незаслуженно обижали.
Собравшись в кружок, все жадно затягивались душистым папиросным дымом, снимая напряжение с души, и только некурящий Федотыч не принимал участия в общей церемонии.
— Покурите, — сказал он, — да будем вытаскивать. А то закоченеет, тогда не ободрать.
Он развязал заплечный мешок и достал веревку. Ловко сделал на конце петлю, накинул ее медведю на шею.
— Что, так за шею и потащим? — удивился Максим Петрович.
— А за што ишшо?
— Так ведь оторвем голову-то! А на кой он нам без головы!
— Не впервой, не оторвем.
— Ну-ну, — сказал Максим Петрович, отступая перед авторитетом медвежатника.
Восемь человек — артель, и медведя вытащили легко, а когда вытащили, увидели у него на груди, возле лап, два набухших сосца.
— Эх, Яким тебя целовал! — сокрушенно сказал Федотыч. — Матка! Небось с сосунками лежала, вымя-то вон какое!
Досада охотника была понятна. Из восьмерых разве что возчики не знали, что бить медведиц, когда у них грудные медвежата, запрещено, остальным же было неловко от такой оплошности. Собирались на охоту, а вышло вроде как браконьерство. И хотя ни в чем не было никакого злого умысла — кто ж знал, что в берлоге медведица, а не медведь, — Денисов во всем винил себя. Егерь, туды твою в качель! Сам же все и устроил, всю эту сволочную охоту! Нашел берлогу, так и молчи, никто тебя за язык не тянет. Нет же, забил хвостом, заюлил: не хотите ли медведя!
Вспомнив, как ездил в город к лесничему, как напускал на себя деловой вид, а сам только о тесе и думал, Денисов весь покраснел от стыда и злости на себя и, бросив веревку, которую все еще держал в руках, решительно направился к лазу.
— Куды! — остановил его Федотыч.
— Сам же сказал — сосунки! Достать надо, околеют без матери.
— Ишь какой прыткий! А то Федотыч дурнее тебя, не знает, што ему делать! А ну как там пестун? Они с пестунами часто ложатся. Он тебя так разделает, што и мать родная не узнает. Пошшупать сперва надо.
Федотыч поднял валявшийся рядом кол и, просунув его в лаз, стал тыкать по стенкам берлоги.
— Потише, медвежат убьешь, — сказал Денисов.
— Не учи ученого, — отозвался Федотыч, продолжая шарить колом. Наконец, удостоверившись, что никакого пестуна в берлоге нет, повернулся к Денисову: — Вот теперь валяй.
Денисов протиснулся в чернеющее отверстие лаза.