В берлоге было темно, душно и смрадно, но Денисов пересилил себя и принялся шарить руками по дну. Ничего не попадалось, но потом он вдруг расслышал тоненькое попискивание справа от себя и, протянув руку, нащупал теплое тельце медвежонка. Он был такой маленький, что Денисов не поверил сам себе. Никогда не думал, что медвежата такие крохотные. Думал, пусть даже и сосунок, но ведь медвежий, уж с кошку-то наверняка будет, а этот в ладонь вмещается!
Почувствовав живое прикосновение, медвежонок запищал громче и стал тыкаться мордочкой в руку Денисова.
Ну чистый кутенок, подумал Денисов. Титьку ищет.
Он осторожно взял медвежонка и засунул его за пазуху. Затем стал шарить дальше. Он помнил, как Федотыч сказал: небось с сосунками лежала; стало быть, медвежат несколько — два, а может, и три, и он старательно искал их, уже попридышавшись и освоившись в берлоге. Но больше никого не было. Попрятались, что ли, с перепугу? Он перевернул слежавшуюся подстилку и пошарил под ней. Но и там никаких медвежат не оказалось, а тут и Федотыч позвал, и Денисов выбрался из берлоги.
— Ну? — спросил Федотыч.
— Один всего, — Денисов вытащил медвежонка из-за пазухи.
— Поди, плохо смотрел?
— Какое плохо, чуть не нюхал.
— Тогда понятно. Видать, по первому разу забрюхатела, а они, когда в первый-то раз, и по одному приносят.
Все окружили Денисова, разглядывая медвежонка. Он и в самом деле был похож на кутенка, собачьего щенка — слепенький, с редкой шерсткой, с брюхом в пупырышках. Очутившись на воздухе, медвежонок задрожал и заскулил, и Денисов снова спрятал его за отворот полушубка. Повозившись немного, медвежонок затих — видно, согрелся в овчине и заснул.
— Ну, Алексей, божий человек, теперь у тебя полная комплекция! — засмеялся Федотыч. — Мерин, коза, собака, а тут ишшо и ведмедь!
— Что и говорить — Ноев ковчег! — улыбнулся и лесничий. — Всякой твари по паре.
Денисов делал вид, что принимает шутки, но в душе был озабочен. Медвежонок, притихнув поначалу за пазухой, теперь завозился и запищал — видно, хотел есть, и Денисов чувствовал, как он тыркается носом туда и сюда, напрасно отыскивая материнские соски.
Затыркаешься, подумал Денисов. Кто его знает, когда в последний-то раз ел? Они здесь уже больше часа волокитятся и еще столько же проваландаются. Пока шкуру снимут, пока тушу разрубят. А еще назад идти. Тут час, там два — вот и получается, что полдня без молока сосунок-то. Как бы не окачурился, слабенький еще совсем… А с другой стороны, чего Денисову-то здесь зря околачиваться, время терять? Федотыч с возчиками и без него со всем управятся, да и остальные помогут, не развалятся. Так что надо двигать домой и покормить медвежонка.
Федотыч вполне согласился с Денисовым.
— Знамо, иди! Без тебя все сделаем. А ты там печку заодно пошуруй, штоб нам с мороза погреться.
Всю дорогу до дому Денисов нажимал, как мог, но без палок да на таких лыжах, как у него, шибко не разбежишься. Гробы, а не лыжи. И он весь испереживался и то и дело шарил за пазухой — как там медвежонок, живой еще? А дома мигом растопил печку, принес из погреба молока. Подогрел его в миске и только тогда спохватился: а кормить-то как? На бутылку-то соску надо, а где она? Давно уже никого не кормил из соски. Может, сунуть мордочкой в миску, авось разнюхает?
Денисов так и сделал, но медвежонок не понимал ничего, крутился в руках, как юла, а когда Денисов окунул его в миску поглубже, несмышленыш чуть не захлебнулся. Тогда Денисов, повернув медвежонка брюшком кверху и крепко держа его одной рукой, другой попробовал кормить сосунка с ложки. Но медвежонок отворачивался от нее и дергался так, что молоко проливалось.
Весь вывозившись, Денисов впал в отчаяние. Вот наказание-то! И еда есть, а поди-ка накорми!
Положив медвежонка на пол, Денисов сидел над ним, не зная, что делать. Бросить все и бежать в село за соской? Далеко. Пёхом — часа три в оба конца, и даже на лошади не быстрее, дорога-то не наезжена. Кто ж ее наездит, когда живешь тут сыч сычом, дай бог, раз в месяц на люди показываешься. Да хоть бы и была дорога, все равно не уйдешь из дому: охотники с часу на час вернутся. Ничего себе, скажут, хозяин! Из леса удрал, никого не дождавшись, а теперь и вовсе скрылся. Нет, не по-людски получится. Но с этим-то как, с медвежонком-то? Ведь сдохнет же!
Медвежонок и в самом деле выглядел жалко. Ползая по полу среди разлитого молока, он пищал все громче и отчаяннее и все тыркался слепой мордочкой в валенок Денисова. У того сердце разрывалось от жалости и от сознания своей беспомощности. Ах ты, елки-моталки, ведь сдохнет же, сдохнет!