Единственно против воровства артель изобрела и свое судилище — круговую поруку, когда с уличенным расправляются все, связывая себя тем самым общей ответственностью и клятвой молчания — никто не выдаст другого, если каждый замешан в самосуде.
За полгода жизни на прииске Яшка с Костей наслушались немало историй о расправе над ворами и хорошо знали, чем это кончается для них, но первый же случай, когда пришлось делать выбор между «воровать — не воровать», заставил обоих забыть о всяком страхе перед расправой.
В тот день, долбя по обыкновению кирками холодоносный пласт, они вместе с другими камнями выковыряли небольшой, со спичечный коробок, глянцевитый камень. Таких им не попадалось ни разу, но они знали, что именно таким бывает золото «в рубашке» — самородки, одетые как бы в темный панцирь. От этой догадки обоим сделалось жарко. Если самородок, то надо немедленно нести его деду Николаю. У того есть кислота, капнет, и рубашку сожжет, и тогда сразу увидишь, золото или нет.
Но эта мысль мелькнула и сразу же испарилась из их голов. Не раздумывая ни секунды, Яшка схватил камень и сунул его в карман. По одной только тяжести этого небольшого камня было понятно: золото. Делая вид, что разминает затекшую спину, Яшка выпрямился и зыркнул взглядом по сторонам — не заметил ли кто. Но все находились на своих местах, работали, и Яшка, успокоившись, снова взялся за кирку. При каждом взмахе камень бил его по бедру, и эти постукивания доставляли Яшке неизъяснимое наслаждение. Никакая сила на свете не могла бы заставить его отдать камень, и он боялся только одного — как бы внутреннее ликование не прорвалось наружу и не выдало бы его проницательному взгляду деда Николая.
Носить камень при себе было опасно, он мог ненароком вывалиться, его могли случайно обнаружить артельщики, и Яшка спрятал его в тайник, где до этого хранил водку. Несмотря на все предупреждения, они ее давно выпили и не попались, и уж тем более не собирались попадаться с самородком.
В том, что это самородок, а не простой камень, Яшка не сомневался, но проверить все-таки было надо. Верное средство — кислота — хранилось у деда Николая, но можно было обойтись и без кислоты, обычным ножом, что Яшка и сделал, уйдя на очередную охоту. Стоило только поскоблить камень, и сквозь «рубашку» выступили блестящие желтые полосы. Золото!
Теперь Яшка с Костей ждали только одного — чтобы быстрее закончилась работа. Их даже перестала терзать мысль о заработке. Не получи они под расчет ничего — деньги от продажи самородка с лихвой окупили бы все потери. Конечно, сбыть самородок было нелегко, но это казалось уже второстепенной задачей. Скупщики, как ни охотилась за ними милиция, имелись на любом прииске, и продажа самородка зависела только от ловкости покупателя и продавца. А тут Яшка вполне полагался на Костю — верный друг и сообщник мог облапошить кого угодно. Лишь бы поскорее закруглиться с делами.
Впрочем, все уже и так шло к этому. Кончался сентябрь, с хребтов задул ледяной ветер, и земля с каждым днем становилась все тверже и тверже. Чтобы отогреть ее, приходилось жечь костры, поэтому артельщики обрадовались, когда однажды дед Николай сказал: шабаш, ребята, собираемся.
И вот прииск, знакомые бараки, любопытные лица первых встречных: ну как, с фартом?
С фартом, да еще с каким! Самородок, завернутый в тряпицу, лежал у Яшки в нагрудном кармане и согревал душу большими надеждами. А там и расчет подошел и совсем оглушил Яшку с Костей. Лесхоз с его пятью тысячами не шел ни в какое сравнение с теперешними деньгами. Здесь этих тысяч было в двадцать раз больше, да семь прибавилось, когда продали самородок, и, хотя Яшка подозревал, что скупщики их надули, мелочиться при такой радости не хотелось.
Сто с лишним тысяч! Даже самое сильное воображение не могло подсказать, куда истратить такую уйму денег. На них можно было купить все, что захочешь, но о чем могли помышлять Яшка и Костя, для которых загулы на манер тех, о которых рассказывал дед Николай, были пределом мечтаний? Поэтому первой мыслью была мысль податься на месяц-другой в Иркутск и размахнуться там вовсю.
Но оказалось, что даже эта, как никогда доступная, мечта неосуществима. Водоворот каждодневных встреч, выпивок и пирушек по поводу удачного сезона захлестнул Яшку с Костей, и некогда было не только строить какие-то планы, но просто оглянуться. Множество друзей, появившихся как из-под земли, требовали выпивки, и веселье перекатывалось из барака в барак, пока не выхлестнуло за пределы прииска. На лошадях, с песнями и гармошками гоняли то к одним соседям, то к другим, и везде шла гульба и стоял дым коромыслом. Иркутск исчезал за горизонтом, как призрачная звезда, но о нем уже и не помнили. Просыпались неизвестно где, таращили пьяные глаза и тут же посылали за водкой, не считаясь ни с какими тратами и не требуя никакого отчета.