— Ты мне растолкуй, как мне до Пади добраться.
— Растолковать-то недолго, да токо не сердись, Лексей, одного я тебя не пущу. Ты не знаешь, што за человек Яшка, а я знаю. Да и не один он на заимке. Врать не буду, второго не видел, но двое их. Небось и второй — жиган вроде Яшки, так што делай што хошь, а одного не пущу. Да ежели и отдадут тебе твово ведмедя — рази ты один с ним справишься? Он за полгода-то озверел от такой жизни.
Этот довод больше всего подействовал на Денисова, да и вообще его трогала забота о нем Федотыча, который готов был рисковать ради него, и он не стал спорить с охотником.
Неожиданное известие взбудоражило Денисова, и он готов был хоть сейчас отправиться в дорогу, но Федотыч охладил его, сказав, куда же идти на ночь глядя. Охотник ни словом не обмолвился о том, что уже отмахал двадцать верст, но тут Денисов и сам спохватился, что выглядит нахал нахалом, и прикусил язык.
Утром вышли налегке, лишь Денисов нес литровую банку с медом, которую посоветовал захватить Федотыч.
Яшка и на этот раз оказался на заимке один. Где находился его сообщник, Денисов не знал, зато догадывался, что это за птица — конечно, тот, цыганистого вида парень, который в тот раз уговаривал Яшку пристрелить Денисова.
Яшка, увидев незваных гостей, как припадочный, закосил глазами. Денисов еле сдержал яростное желание немедленно ударить промеж этих косящих, с красноватыми белками глаз. Успеется, сказал он сам себе. Обойдя, как столб, Яшку, он подошел к сосне, под которой на короткой цепи с маниакальной устремленностью взад-вперед ходило существо, лишь отдаленно напоминавшее медведя. Отощавшее, с выдранной шерстью, покрытое засохшими струпьями, оно вызывало брезгливость и жалость.
Подготовленный рассказом Федотыча к худшему, Денисов тем не менее не мог вообразить подобного.
— Что ж ты, сволочь, с ним сделал? — страдальчески спросил он, поворачиваясь к Яшке.
— А ты думал, я ему курорт устрою? — ответил тот, с ненавистью глядя на Денисова. Чувствовалось, что он на грани срыва, бурной, как вспышка, истерики, когда типы вроде него бьют чем ни попадя об пол и рвут на груди рубахи.
Денисов был не в лучшем состоянии, но по-прежнему сдерживал себя. Сначала нужно было освободить Белуна, а уж потом думать, как поступить с Яшкой.
— Белун, Белуша! — позвал он.
Но медведь не обратил внимания на зов, продолжая ходить как заведенный. Ритм этой странной, словно кем-то или чем-то управляемой, ходьбы все убыстрялся, но короткая цепь не давала разгона и, натягиваясь, едва не опрокидывала Белуна.
Забыв про наказы Федотыча, который по дороге наставлял не лезть сразу к медведю, Денисов безбоязненно пошел к нему, но Федотыч ухватил его сзади за полушубок.
— Сдурел, ей-богу! Он тебя причешет, так причешет. С подходом надо. Про мед-то забыл, што ли?
Конечно, забыл. С этой сволочью Яшкой о чем хочешь забудешь.
— На-ка, — сказал сзади Федотыч. Оказывается, он уже обмакнул конец длинной палки в мед и теперь протягивал ее Денисову. Тот взял палку и в свою очередь протянул ее Белуну.
— Белуша, Белуша! — снова позвал он.
Палка находилась в слишком соблазнительной близости от медведя, чтобы не учуять запах меда. Будто наткнувшись на что-то, Белун с ходу остановился. Его влажные черные ноздри с силой втянули воздух, в котором вдруг разлился такой соблазнительный и знакомый запах, и тут же медведь обнаружил, что этот запах исходит от папки, подсунутой под самый нос. Он лизнул ее и обнаружил, что никакого обмана нет, палка и в самом деле обмазана медом. Тогда он обхватил ее передними лапами и стал жадно лизать.
— Белун, Белуша! — приговаривал Денисов, вновь и вновь подсовывая палку медведю.
Было не совсем понятно, вспомнил ли медведь свое имя, но постепенно угрюмость и одичалость исчезали из его маленьких близко посаженных глаз, он нетерпеливо тянулся к палке, и наконец Денисов, выбрав удобный момент, погладил Белуна по голове. Тот не проявил никакой враждебности, и тогда Денисов решился — намазал медом палец и протянул его медведю вместо палки. Белун не сделал никакой разницы, дочиста облизал палец и потянулся к Денисову за новой порцией.
— Ну умник, ну молодец! — похваливал его Денисов и, макая палец в подставленную Федотычем банку, щедро потчевал Белуна медом.
— Ты не все скармливай-то, — предупредил Федотыч, — на дорогу оставь.
Самое трудное было достигнуто, Белун не проявлял никакой агрессивности, и теперь можно было попробовать отвязать его. Но прежде Денисову хотелось закруглить все дела с Яшкой, который, как ни в чем не бывало, стоял в стороне и наблюдал за действиями Денисова. Такая откровенная наглость наконец-то взяла того за живое. Ну, сволочь, даже не ушел от греха подальше, как будто и не виноватый!