— Ну, Чек, — ликовал Карл, — давно я так вдохновенно не работал. Еще чем порадуешь?
— Прошу включить диктофон. — Замерцали лампочки, и я стал рассуждать о работе гениального скульптора, которая, безусловно, принесет бессмертие Карлу Великому. Коснувшись художественных достоинств гигантского изваяния, я не мог не отметить скромность человека, с которого вылеплен столь выразительный портрет. Отдельно я говорил о карловском лице, отдельно — о жесте левой руки, отдельно — о жесте правой. И конечно же — о могучих ногах, которые прекрасно несут прекрасное тело. Особого внимания удостоилась надпись «Это я. Отныне и навсегда» и предполагаемый ландшафт, где будет установлен редчайший монумент… Карл слушал, улыбался, покачивал головой и наконец сказал:
— Неужели, Чек, ты и вправду так думаешь? Обо мне? Ладно, увидим. Но пока я доволен. Итак, до встречи утром.
Карл не разрешил себя провожать и гордо удалился. Я опять остался один, наедине с мрачными мыслями. Что же происходит со мной? Очень похоже на суровые испытания. То и дело содрогаюсь я, размышляя о человеческой низости, о дрянных поступках самого совершенного земного создания. Не перестаю удивляться: как высоко может вознестись человек и как низко себя уронить…
Опять, как вчера вечером, обступила тяжесть и застучало в висках. Я оделся и вышел подышать прохладой. Полюбовался на звезды — на эти, не освоенные человеком иные миры…
Прободрствовал до пяти утра, но тяжесть не растворялась, в висках по-прежнему оглушительно стучало. Назойливо лезли мысли, требовали ответа…
Уговорил себя лечь и наконец уснул. И был разбужен телефонным звонком. Ри бодро приветствовала:
— Доброе утро!
— Доброе… — спросонья пробормотал я.
— Уже половина девятого!
Я бросился приводить себя в порядок и одеваться. Спасибо Ри, не то бы пришлось оправдываться перед Карлом. А когда вошел в приемную, первым делом сказал девушке:
— Примите мою благодарность. Я бы проспал.
Вышел Карл, и повторился вчерашний путь. Карл действовал так, будто меня рядом не было, и собирался в дорогу он один.
Он долго облачался в костюм, похожий на скафандр, тщательно застегивался и зашнуровывался. Я понял: то же самое надлежит сделать и мне. Костюм, предназначенный для меня, находился здесь же, на вешалке. Внизу, на подставке, массивные тяжелые ботинки взглядывали на меня блестящими металлическими пуговками — ну что ты медлишь, поторапливайся!
Карл, завершив одевание, подхватил прозрачный колпак, перенес его на согнутую левую руку и парадно зашагал на крышу к геликоптеру. Я, повторив действия Карла, поспешил вслед за ним.
Геликоптер мотал нас в воздушных потоках целых полдня. Карл стоически выдерживал эту пытку, хмурился и упорно молчал. Лишь однажды извлек из-под сиденья записную книжку, что-то черкнул в ней и произнес с назиданием:
— Видишь, Чек, мысль работает в любых условиях, даже в самых неблагоприятных. Пишу? А ты ленишься, любишь поспать. Нехорошо!
— Исправлюсь, господин Карл.
— А, — махнул он рукой и отвернулся.
Приземлились на небольшом космодроме. Три громоздких ракеты, окруженные ажурными фермами, были нацелены в небо. Настроение у меня поднялось — словно от встречи с особенно дорогими людьми. Действительно, от всего, что я увидел, веяло щемящей близостью, было до малейших деталей знакомо, хотя я находился здесь впервые…
Нас мгновенно окружили люди в кожаных куртках, с серебряными эмблемами на форменных фуражках. В центре эмблемы изображена ракета, похожая на меч.
Карла куда-то любезно пригласили, но он выразительно постучал пальцем по циферблату ручных часов: времени нет. И тогда пустынная местность ожила, все забегали, заметались; подъехали машины-заправщики с пузатыми высокими цистернами, выбросили к основаниям ракет ребристые длинные хоботы.
Хоботы задрожали, загудели, выпрямились на изгибах; я завороженно наблюдал за простой операцией, которая называется заправкой горючего, вдыхал его забытый острый запах.
— Бездельничаешь, — усмехнулся Карл. — Не найдешь себе занятия?
— Почему же? — нахмурился я. — Меня заинтересовал этот гофрированный проводник жидкой массы. Глядите, как он прыгает от толчков подающего движка. Нельзя ли от этого избавиться?
— Для чего? Пусть себе прыгает. Эдакий удав-попрыгунчик! Нервы успокаивает.
— А с точки зрения техники безопасности? Если движок включат неожиданно, так по ногам хлестнет!
— Да? Ну подумай. Нисколько не возражаю. Однако вперед. Нас приглашают в кабину.
Мы надели прозрачные колпаки, прикрутили их к шейному металлическому обручу и направились к ближайшей ракете.
Я хорошо разглядел: наш космический корабль очень устаревшей конструкции. Утомительные переходы с площадки на площадку, без лифтового приспособления, отнимают у космонавтов силы, которые понадобятся в полете… Слишком габаритный двигатель, много ненужных приспособлений… Лететь, конечно, можно, излишества не исключают высоких летных данных ракеты, это блестяще доказано практикой…
Вслед за Карлом я занял свое место во второй кабине. В первой, у обширной приборной доски, расположились два космических пилота. В иллюминатор мы увидели, как развалились, словно лепестки огромного железного цветка, опорные фермы, и услышали четкие команды приготовления к старту.
Через полчаса мы уже не могли шелохнуться, придавленные к креслам все возрастающей скоростью и земным притяжением. Но вот Земля отпустила нас, и Карл всплыл к потолку, как рыба. А меня удерживали ремни, которые я не хотел отстегивать, привлеченный земными видами.
Карл, барахтаясь, с трудом опустился в кресло, пристегнулся и тоже прильнул к иллюминатору.
Да, Земля-красавица была поистине великолепна. Так вот почему космонавтов всех времен так потрясала ее необыкновенная красота! Где еще увидишь столько красок, такой своеобразный пейзаж, где еще почувствуешь такое величие и гордость за щедрую колыбель человечества, за космический феномен… И подвиг матери-Земли понимается лучше, и сущность человеческая постигается глубже, и острее осознается твой собственный долг перед всеми живущими на Земле… Об этом восторженно говорили, об этом возвышенно писали почти все космические путешественники, и я с радостью повторяюсь вслед за ними: да здравствует планета Земля — наша общая гордость, наше общее достояние, наш общий дом!
— Гляди! — воскликнул Карл. — Видишь, сверкнула излучина? Там начинается граница моих владений.
— А там? — показал я в противоположную сторону, на темно-красные горбатые хребты.
— И там. Будет моя.
— А там? — Вдали изумрудно светились острова и густо синел морской простор.
— Все будет мое. Ты спрашиваешь, где гарантии? — И Карл громко сказал в пространство: — Капитан, прошу включить экран слежения.
Передо мной на стенке вспыхнул яркий квадрат, и тотчас возникло изображение: ракетные установки, задравшие в небо острые носы.
— Главная ударная сила, — объяснил Карл. — Боеголовки с ядерным зарядом.
Замелькали танковые колонны. Танки, танки, танки… Карл с гордостью объясняет:
— С ядерными зарядами! Достаточно, капитан, — говорит он в пространство. Теперь тормозни. Мы выйдем на прогулку.
— Опасно, господин Карл, — раздался густой, многократно отраженный эхом голос. — Слишком много проходящего транспорта.
— Ничего, — ответил Карл. — Мы осторожно.
— Выход через люк-два. По команде. Пристегните ремни и шланги.
Выполняем приказ капитана. Ждем сигнала.
Сирена. Карл давит на ручку рядом с креслом. Стена отходит. Мы выплываем из кабины на простор. Немного жутковато — парить над земным шаром в окружении звезд. Земля уже смотрится иначе — ярче, что ли, рельефней, и звезды не те, что видишь в иллюминатор — это крохотные, но уже вполне различимые тела и солнечные костры, разведенные здесь и там по всей вселенной…