Я принял решение пробираться к Корду и, прижимаясь к стене, побрел к ним. Именно побрел, так как тело отказывалось слушаться меня, как еще пистолет не выронил, и удавалось даже стрелять в слишком настырных кровососов, правда не всегда попадая. А еще этот гребанный меч мешал нормально идти, ножнами путался в ногах.
–Красный!– голос Корда звучал одновременно близко и далеко.
–Принял!– ответил ему Сургут.
Сквозь пелену, застилающую взор, увидел, как мой зам, спрятался за стойкой, перезаряжая автомат.
Вновь на спину кто-то прыгнул, я нашел в себе силы, а может и Скиф помог, сразу же упасть на одно колено с резким наклоном. Тот самый вампир в зеленых джоггерах и толстовке перелетел чрез меня по инерции, он не успел ухватиться за меня. Перекатом перескочил через него, шмальнув по пути Другому в грудину, вскочил на ноги, выстрелил в еще одного, развернулся и бросился к товарищам.
Успел заметить, что тварь увернулась от пули, перед тем, как оступился об брошенный «Бекас» и головой впечатался об стенку стойки. Чья-то рука схватила меня за ворот рубашки и рывком перетащила внутрь бара. Хорошо, хватило ума не открыть огонь туда, где предположительно должно было быть лицо хозяина руки. Звериное чутье подсказало, что это свой.
–Чего так долго?– слету спросил я у Корда, облокотившись на стеллаж с напитками. На полу было мокро, но это меня мало волновало.
–Ну, извини, Скиф,– между отстрелом очередей ответил Паша,– Ты ж не сказал про Занавес ничего. А Джафар пока догадался, что закрывает тебя от его Глаза и как нам найти тебя.
–Так, а я…откуда…знал…– с трудом выговорил я, ощущая дьявольскую боль в челюсти. Ныл каждый зуб, глаза слезились. Я вытер лоб рукавом, но это не слишком помогло.
Корд перестал стрелять, вновь крикнув «Красный!», и присел возле меня.
–Ты как?– я в темных окулярах шлема видел свою физиономию и видон у меня был такой, с каким даже в гроб не кладут.
А как ты думаешь, как я, огрызнулся я, но слова сдержать успел.
–Сколько времени?– циферблат моих часов оказался разбит, противоударные они были не для подобных стычек.
–Без семи минут двадцать четыре,– сверился со своими часами Корд,– Кстати, еще плохая новость. Старый хочет видеть тебя завтра. Он был у себя в кабинете, когда «Воланд» собирался.
–Не думаю, что это…для меня главная…проблема. Хозяина или колдуна видел?…Куда они исчезли?
–Главгада не вижу, он туманом растворился, как только ты открыл огонь,– отрицательно мотнул головой Паша.
–А колдун прячется за сценой,– добавил Сургут,– Вон он, сучонок,– и добавил очередью в ту сторону,– Странно, что не пальнул в нас ничем.
–Значит, еще…не развязался.
Я уловил одобрительный хмык Сургута.
–Его бандура?– Корд указал стволом на меч,– Волшебный?
–Не…чувствую,– я отстегнул его и положил клинок на пол,– Но уверен, что артефакт…нашим стоит…его осмотреть. Самое главное, Корд,…передай другим. Хозяин знает…меня, знает Старого…он из Семей. И…знаешь, дружище, думаю…мне пора…уходить.
–Время?
Я не ответил, потому что спазм перехватил горло. Он не давал мне закричать, когда тело скрутило от боли. Хруст раздался такой, словно внутри меня сломали все кости одновременно. Это в фильмах оборотни кричат от боли, когда превращаются. На самом деле обращение происходит в полной тишине, нельзя чтобы потенциальная добыча узнала о хищнике рядом. Боже, как я ненавижу эти пять ночей, ведь трансформация по желанию происходит абсолютно не так и быстрее.
Кожу на лице и теле стянуло, мне стало в ней тесно, как будто надел не по размеру одежду, хотелось сорвать ее. Нет, даже разорвать ее, порвать в клочья. Пальцы левой кисти изогнуло в обратную сторону, от боли я выпучил глаза и открыл рот, чтобы заорать, но наружу вылетел лишь хрип. Пистолет выпал из неподчиняющихся мне рук, но теперь это была не моя проблема. В это мгновение правый плечевой сустав разорвало, тупо сместив кость от ключицы, чтобы потом пересобраться заново, так как удобно Скифу. Меня скрутило на полу, изваляв в дурно пахнущей алкашкой жиже. Пальцы встали на место, заметно удлинившись, что-то черное, покрытое сукровицей вытолкнуло ногти, те прозрачными чешуйками упали на пол. Именно этими появившимися крючьями я полоснул себя по лицу, оставляя рваные борозды, высвобождая личину, покрытую серой шерстью и скалившуюся острыми клыками. Одежда рвалась по швам, ботинки слетели, словно не были завязаны на шнурки, явив на свет конечности, которые уже не были человеческими.