Я-то хороший полицейский. Я – женщина. У меня нюх. Я тут же сказала Натану: «Этот парень не заказывал убийство своей дочери. Можешь мне поверить». Но он лишь пожал плечами и впился зубами в сэндвич; что до меня, то я в тот момент жевала зеленый салат, политый лимонным соком.
– Контракт об убийстве Дженнифер Бреннен был подписан Полом Бренненом. Ты еще вспомнишь мои слова, ты увидишь, что я был прав. Мне подсказывает чутье. Контракт об убийстве Дженнифер Бреннен был подписан Полом Бренненом. Усекла?
– Чутье! Да я за твое чутье и ломаного гроша не дам. Уймись-ка лучше.
– Не смеши меня.
– Твое чутье… Господи, о чем ты говоришь?!
– Не смеши меня.
– Я видела этого типа минут пять, не больше. Три минуты. Но этого вполне достаточно. Это гораздо больше, чем требовалось. Послушай меня. Тебе женщина говорит: Пол Бреннен – это ложный след. Послушай, я ведь все чувствую. Каждый раз, я повторяю, каждый раз ты имел возможность убедиться, что я была права. Или нет? Каждый раз. Ничего не могу поделать. Я женщина, и я все чувствую. Хочешь пари?
– Еще как хочу! Пари с тобой? Еще бы! Ловлю тебя на слове, давай!
Он вдруг ужасно возбудился. Резким движением сорвал с руки часы-браслет и положил на стол.
– Ты не можешь спорить на часы.
– На что хочу, на то и спорю.
– Нет, только не на часы.
– Нет, спорим на часы, черт!
– Ты не можешь.
– Нет, могу. Могу, могу!
– Ты хочешь, чтобы я сказала, почему ты не можешь этого сделать? Ты настаиваешь?
Да, во время совместной работы мы с ним иногда ссоримся. Но я нахожу, что это нормально. Кстати, Натан – далеко не худший. На свете столько сволочей! Придурков, у которых слой мерзости во сто крат крепче железобетона и в сто раз толще трех матрасов, положенных друг на друга. Каждой женщине судьба уготовила однажды напороться на такого, а я их вижу с утра до вечера. И всю их мерзость. Этих козлов, не способных представить, что у меня есть мозги. Гораздо более развитые, чем их собственные, заметим. Даже если у меня толстая задница. Иметь толстую задницу – не худшая вещь на свете. Не то что этот жуткий слой мерзости!
Это я не о Натане. Нет. Он не посмеивается противным сальным смехом, как некоторые другие, не смотрит, как они, высокомерно или с мерзкой презрительной улыбочкой. Он обращается со мной как с равной – при учете наших с ним весьма различных умственных способностей, и на том спасибо. Все это я знаю… Но я столько оплеух уже получала, что стала злая, как раненый зверь. Знаю, знаю, я склонна все преувеличивать. Жизнь такая, пришлось научиться защищаться. Знаю…
Да, так вернемся к нашим баранам. Мне не хотелось бы вступать в борьбу с Полом Бренненом. Я думаю, он мог бы убить меня голыми руками. Да, я так полагаю. Два или три раза я встретилась с ним взглядом, и мне стало страшно. Как я уже говорила, женщины все чувствуют, по крайней мере, кое-что.
Он не предложил нам сесть. Даже не взглянул на нас, когда мы вошли. Он не торопился. Перед нами был мужчина с матовым цветом лица (ультрафиолет три раза в неделю?), с великолепной серебристой шевелюрой, в светло-сером костюме, с чрезвычайно белыми зубами. Его окружали предметы из ослепительно блестевшей стали и красного дерева. Вдобавок из окна открывался обалденный вид на город, который чудовищных размеров солнце заливало своим горячим светом.
Пол Бреннен уделил нам минуты три, не больше, да и то первая минута прошла в полном молчании, в мертвой, очень и очень тяжелой тишине. Взгляд Бреннена скользил с Натана на меня и обратно. Совершенно очевидно, он задавался вопросом, что такое он должен понять во всей этой истории, что такое от него утаили. Не галлюцинации ли у него. Неужели его заставляют думать, что эти два представителя закона – эти два ничтожных представителя закона – торчат здесь, на его ковре, и намереваются учинить ему допрос. В какой-то миг мне показалось, что он сейчас схватит свою цифровую камеру, чтобы заснять такой момент. А про себя я думала: «Ой-ой-ой!»
Действительно «ой-ой-ой!». В наших с Натаном ушах скоро загрохочет, как в ракетных двигателях, потому что наша дерзость не пройдет нам даром. Мне этого объяснять не нужно! Я так и видела, как светло-голубые глаза Фрэнсиса Фенвика (нашего шефа) станут почти белыми, так и видела, как Фрэнсис Фенвик (наш шеф) сожмет кулак и грохнет им по столу так, что закачаются фотографии его семейства; так и слышала, какие жесткие и оскорбительные, какие язвительные и гневные слова Фрэнсис Фенвик произнесет в наш адрес при встрече – ведь он предупреждал, что мы должны работать при расследовании этого дела в перчатках, со всеми предосторожностями и ни в коем случае не путать Пола Бреннена с простыми смертными. Я все это слышала, как наяву.